Кончить смог только так. Только представляя её лицо, губы, руки. Глаза, большие и бездонные. В них отражается небо и солнце. В них он столько раз видел себя…

Без неё корёжило и рвало на куски. Без неё не дышалось. И он ненавидел себя за это, потому что понял – теперь у него есть слабое место, ударив по которому, его можно уничтожить. Хорошо, что она уехала. Так для неё же безопаснее. Именно поэтому он отпустил.

– Мой эмир, – голос Давии прозвучал твёрдо, без заискивающих ноток. – Я могу войти?

– Ты уже вошла, – застегнул штаны, отшвыривая от себя салфетку, в которую кончил. Нет, дело не в Давии. Дело в нём самом. Он ненавидел себя сейчас. Презирал. Шейх удовлетворяет сам себя. Это даже не смешно. Это жалко.

– Я могу поговорить с тобой?

– Говори, раз приехала, – наполнил свой бокал, сделал хороший глоток.

Она поддела носком туфли женские трусы, отшвырнула их в сторону. Прошла к соседнему дивану, присела на него.

– Что ты делаешь, Халим? Зачем ты так поступаешь с собой?

– Хорошие вопросы. Как узнаешь на них ответы, обязательно поделись со мной.

– Халим, милый… Неужели ты правда так сильно её любишь? Ты же страдаешь… По ней, да? Тогда зачем тебе я? Убей меня. Возьми нож и убей, это будет милостивее, чем вот так вот… Ты убиваешь меня своей нелюбовью, своим равнодушием. Ты не приходишь ко мне по ночам, всё время сидишь в этом дворце. Я уже ненавижу его. Ты сослал меня в ад. Мне всё без тебя немило.

– О, тогда ты точно понимаешь меня, – усмехнулся и резко подался вперёд. Так, что Давия отшатнулась. – Ты никогда не заменишь мне её. Знаешь почему?

– Знаю. Её ты любишь.

– Верно. Так что езжай домой и оставь меня в покое.

– Нет, я не оставлю тебя. Хочешь побей, хочешь за волосы из дворца вытащи. Но я останусь.

– Зачем? Тебе нравится, когда я тебя унижаю?

– Нет. У меня та же беда, что и у тебя. Я люблю.

С тех пор, как я получила подарок от эмира эль Хамада прошло несколько месяцев. Он больше не давал о себе знать, а я делала вид, что обо всем забыла, тщательно спрятав его подарки. Казалось, если не буду их видеть, всё прошлое исчезнет, забудется. Я снова пыталась себя обмануть.

Дима так и не оставил меня, как я не старалась его оттолкнуть. Он то и дело таскал мне сладости и цветы, ухаживал как за членом своей семьи. Порой мне становилось неловко и стыдно оттого, что я не могу ответить ему взаимностью. Едва ли я смогла бы, даже захотев.

Я, кажется, вообще разучилась любить. Разумеется, кроме моего мальчика, который то и дело шевелился и пинался в животе. Казалось, он нестерпимо хочет на свободу. Такой же сильный, как его отец. Такой же упрямый.

Я могла говорить с ним часами, поглаживая свой большой живот, и малыш пинался изнутри, будто отвечая мне. Мне хотелось скорее взять его на руки, заглянуть в глаза. Отчего-то мне казалось, что он будет похожим на Халима. С таким же тёмным взглядом и смуглой кожей. Со сложным характером и упрямством. А может это всего лишь мои дурацкие мечты. Я хотела видеть в своём сыне его отца. Хотела, потому что так и не забыла, не смогла вычеркнуть его из своего сердца. Халим остался во мне, в своем сыне. В нас. И уходить не собирался.

Я знала, что однажды он неизбежно нагрянет. Немного боялась этого и втайне ждала. Я не рассказывала об этом Диме, но он, казалось, чувствовал сам. Наверное, именно поэтому его забота обо мне больше походила на братскую. Он понимал, что между нами ничего не может быть, хоть втайне и мечтал. Казалось, я вижу его насквозь.

Жаль, так же не получалось с Халимом. Его действия и поступки я предвидеть не могла. Как и не могла знать, что ждёт меня дальше.