Была некоторая надежда, что второй брат, Николаша, когда-нибудь женится, и у него появятся дети, которых Саша сможет воспитывать, — но надежду эту безжалостно убивала Елена насмешливыми своими суждениями:

— Николай Васильевич — женится? Не смеши меня. Твой брат — мот и повеса, Саша, он умудрился подчистую прокутить свою часть наследства, хотя со смерти вашего батюшки еще и пяти лет не прошло! Верно, так и будет до старости сидеть на шее брата. Такие не женятся. А вот дети… не удивлюсь, если они у него уже есть!

Саша в ответ на такие смелые речи немедленно краснела:

— Право, что ты говоришь такое, Еленочка… Николаша бы никогда!..

Елена качала головой:

— Ах, да ты сама еще дитя, Саша!

Елена нередко позволяла себе насмешливый тон — но всегда лишь наедине с подругой. Местом своим она дорожила и при Денисе Васильевиче ничего подобного никогда бы не произнесла. Саше же она доверяла и в выражении чувств была искренна, что Саше даже немного льстило.

* * *

Уже вечером, уложив детей, Елена заглянула в комнату Саши, как делала часто, — пошептаться о женском. Тогда-то Саша рассказала обо всем, что на сердце, — и о следователе Кошкине, и о сомнениях своих, и, конечно, о Гансе. Тема Ганса поднималась меж ними уж сотню раз, и всегда Елена заканчивала ее неизменным упреком:

— Твое увлечение Гансом до добра не доведет. В любом случае, виновен он или нет — он тебе не пара!

— Право, что ты говоришь, Еленочка, я ни о чем таком совершенно не думала… я лишь не могу допустить, чтобы пострадал невиновный. А Ганс именно что невиновен! Господин Кошкин, я уверена, во всем разберется.

После Саша тайком оглянулась на дверь — не приоткрыта ли — и, понизив голос, произнесла совершенно невозможную вещь. Произнесла, отчаянно краснея и не посмев даже понять от пола глаз:

— И даже если бы с моей стороны и были какие-то… чувства, то, конечно, я понимаю, Еленочка, что мы не пара. Ганс… он очень хорош собой — а я… Словом, он никогда не обратит внимания на такую, как я. Он ласков ко мне лишь из вежливости — не думай, пожалуйста, что я этого не понимаю.

Саша все-таки подняла глаза — и увидела, как Елена устало качает головой.

— Ты совершенно себя не ценишь, Саша, — вздохнула она. — Он садовник, которого приняли на работу из милости, а ты единственная дочь купца Соболева. Поэтому вы не пара, а не потому, что ты выдумала!

Формально она была права, но… Саша понизила голос до шепота и выдавила последний и неопровержимый аргумент:

— Да мне ведь почти тридцать! Какие чувства могут быть в этом возрасте!

А Елена рассмеялась — негромко, но искренне:

— Здесь ты права, Сашенька. Мне тридцать один, и я со всей ответственностью заявляю, что в этом возрасте чувств быть не может. Лично я каждый день только и думаю о том, как буду доживать оставшиеся свои недолгие годы. Скопить бы на комнатушку — а лучше на две, чтоб одну сдавать постояльцам. Я бы тогда подобрала на помойке кота да и жила бы спокойно в свое удовольствие, ей-богу!

— Ты ведь шутишь? — с сомнением спросила Саша. — Ты такая хорошенькая, Елена, ты непременно выйдешь замуж. Не обижайся, что я упомянула возраст, — я совсем не то хотела сказать…

Обиделась Елена или нет, Саша так и не поняла. Но подруга подмигнула ей и скользнула к двери:

— Посмотрю, спят ли дети, а после вернусь и причешу тебя, как в том модном журнале. Сейчас кудри, как у тебя, безумно популярны: девицы такие с утра до ночи накручивают — а у тебя от природы!

После ее ухода Саша целых три минуты рассматривала свое отражение в маленьком настольном зеркале почти без досады. Кудри ее и правда были хороши. Кудри достались от мамы.