– …не чувству… ю…

Ветер налетел и заглушил остаток фразы. Аня молча смотрела на Сашу. Стояла и смотрела – так долго, что глаза её заболели и заслезились. Нужно было позвонить в неотложку, нужно было принести одежду и накрыть тело, но Аня не могла сдвинуться: она почему-то больше всего боялась отвернуться, отвести взгляд. Словно боялась упустить тот момент, когда Саши не станет. Каким он будет? Душа вырвется с выдохом? Появится лучик света? Искорка? Тело полегчает на двадцать один грамм?

Или Саша возьмёт и выживет?

Аня с трудом сосредоточилась и стала мысленно перечислять видимые травмы: переломы нескольких рёбер, позвоночника… перелом ноги – открытый. Вздулись вены на шее, дыхание частило… начался пневмоторакс, он и грозил убить Сашу первым. Нужно было вызывать скорую, туго перевязать грудь, чтобы лёгкое не спадалось дальше, или сделать дренаж, чтобы вывести воздух из плевральной полости. Это не спасло бы Сашу, но дало бы шанс дождаться медиков.

Мизерный, но шанс.

Аня не делала ничего. Она смотрела и ждала, и под сердцем у неё что-то чесалось, свербело от ожидания?.. предвкушения?.. Она не делала ничего и так и не поняла, в какой момент Саша умерла. Просто Аня осознала: глаза Саши закрылись, остановилась переломанная грудь, и только ветер ещё играл волосами.

Ане сделалось жарко, дурно. Ноги понесли её в одну сторону, в другую, будто пьяные. В руках завибрировал телефон. Аня на автомате приняла вызов и стала что-то говорить.

Пневмоторакс – пылало слово в голове…

ПНЕВМОТОРАКС.

Аня куда-то побежала, потом раскручивала шариковую ручку и всаживала её корпус в рану между рёбрами, словно вафельную трубочку… Со свистом пошёл воздух. Неподвижные прежде глаза Саши задрожали, веки дрогнули. Что-то захрипело в изломанном теле и продолжило хрипеть – неправильно, болезненно, но ритмично, – и Аня села рядом, тоже пытаясь отдышаться.

Потом уже были какие-то сигнальные огни, сирены, скорая. Рыжий, который нарочито не замечал и не слышал Аню, – как это глупо и по-детски – машины, люди, вопросы.

– Довольна? – ворвался в уши злой голос Рыжего. – Получила свою козу?

Аня не ответила.

Машины, люди… они накатывали подобно волнам и затапливали пирс, заполняли щели, ямы и трещины, а потом стекали обратно во тьму, чтобы уступить место волнам новым.

В какой-то момент это закончилось, и Аня обнаружила себя в одиночестве, в своей каюте, в своей постели, в темноте.

С причала не доносилось не звука, тихо плескалось море у места падения Саши. Она всё-таки умерла. Она ждала очень долго и всё-таки умерла, когда её носилки втаскивали в скорую – та приехала с опозданием на час, потому что обслуживала и города, и сёла вокруг, а дежурила лишь одна бригада.

Врачи сказали, что при таких переломах шансов не было и не могло быть, как ни спеши.

Значит, на роду написано.

Аня встала и прошлась по комнате. Босые ноги холодил пол, из открытой двери тянула ночная свежесть и кусала щиколотки. Она села за стол и разбудила ноут, на котором так и светилась страница Саши. Аня машинально нажала «Выйти» и лишь потом спохватилась.

Было уже поздно: исчезли фото и задания Саши, исчезли списки ее друзей и достижений, и остался чёрный экран. На его фоне проступил красно-синий попугай и спросил – облачком, как в комиксе:

Ищешь новых впечатлений?

[Да] [Нет]

Аня долго смотрела на вопрос, затем неуверенно подвела курсор к «Да». В комнате сделалось светлее. Аня оглянулась: сияние шло со стороны причала, снизу – озаряло занавеску и бледным квадратом ложилось на стену и потолок.