Глаза Саши расширились.

– Интересная ты. Я бы… я бы отвезла, наверное, в ветклинику.

– Даже если не поможет?

– Ну, хоть спать буду спокойно.

Аня улыбнулась.

– Кажется, самая ненормальная здесь – я.

Саша улыбнулась шутке. К остановке подъехал даже не автобус – сарай на колёсах: пыхнуло раскалённой резиной, громыхнули двери, высыпали люди, будто семечки из перезрелого арбуза.

– «Семёрка», – высмотрела Саша номер. – Счастливое число. Пойду покатаюсь по городу. Посплю на скамейке.

– Если что…

– Вспомню – позвонить тебе. – Саша козырнула. – Есть, мон женераль.

– Я… другое. Если что, есть лишняя койка.

Саша немного удивилась и остановилась в шаге от подножки, пропустила мужчину.

– Койка?

– Долгая история.

– О, понятно. – Она посмотрела на автобус, на Аню и по-птичьи наклонила голову. – Ну, койка мне нравится больше скамейки.

Боль начиналась где-то за глазами и раскалённой дугой уходила в затылок. Паскудно-спёртый воздух ментовки душил, задница онемела от бесконечного сидения.

– Снова спрашиваю, Галактионов, – повторил старший лейтенант и упёр указательный палец в стол, – почему в десятидневный срок не явились в инспекцию?

Иннокентий не ответил – упёр локти в колени и устало свесил раскалывающуюся голову вперёд. Ему уже не хотелось ничего: ни Крыма, ни дома, ни дочери – только бы поспать или смочить пересохшее горло.

Мелкие глаза лейтенанта поблескивали в свете из окна. Было ему около тридцати, подбородок волевой, волосы прилизанные, с первыми намеками на лысину; плечи квадратные.

Почти весь стол, в который упёрся палец лейтенанта, занимал огромный, похожий на комбайн принтер. Периодически эта махина что-то исторгала из себя, и вскоре открывалась дверь, протягивалась рука и забирала бумаги. Ещё был шкаф с чередующимися чёрными и белыми дверцам, еще – телефон с таким количеством кнопок, будто в числе их функций был запуск космического шаттла. Прогнивший стол, покосившийся стул; вешалка с закинутой наверх фуражкой, отрывной календарь МВД России.

«СЛУЖИМ РОССИИ!»

«СЛУЖИМ НАРОДУ!»

«10 НОЯБРЯ – ДЕНЬ СОТРУДНИКА ОРГАНОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ».

– Посчитали, Галактионов? – поинтересовался старлей.

Где-то в душе хотелось сказать, мол, гонишь: десятый день – сегодня, но Иннокентий знал, что это бесполезно. Он выдвинул вперёд нижнюю челюсть и ничего не ответил.

– Вышли вы семнадцатого. Сегодня двацать седьмое. Считаем: семнадцатое – раз. Восемнадцатое – два. Девятнадцатое – три. Двацатое – четыре… – На каждую цифру лейтенант стучал указательным пальцем в стол, но Иннокентию казалось, что стучат по его голове.

– Двадцать первое – пять, – продолжал лейтенант. – Двадцать второе – шесть. Двадцать третье – семь. Двадцать четвертое – восемь. Двадцать пятое – девять. Двадцать шестое – десять. Двадцать седьмое… Сами скажете?

Это был типичный ментовской душняк, бессмысленный и беспощадный.

Иннокентий смотрел в поросячьи глазки напротив и не отвечал, надеясь, что этот инквизитор хоть когда-нибудь заткнется. Не заткнулся:

– Не успели выйти и уже нарушаем досрочное?

Постучали. Дверь за Иннокентием заскрипела на петлях, и лейтенант проворчал: «Кого ещё несёт». В следующую секунду маленькие глазки расширились, их хозяин вскочил, открыл рот…

– Выйди, покури, – донёсся зычный голос. Что-то в нём показалось Иннокентию знакомым.

– Да… я не курю, но… конечно. Да!

Лейтенант задёргался, схватил фуражку и поспешно вышел.

На его место прошествовал высокий мужчина за пятьдесят. В одной руке он нес чёрный портфель, в другой – удостоверение. Лицо было открытым, благородным, рыжие волосы на висках посветлели от седины, но следов лысины Иннокентий не увидел, как ни всматривался.