Аня решила пропустить подколку мимо ушей:

– Ты знаешь, куда идёшь?

– А ты?

– Я серьёзно.

– Вперёд, только вперёд. Что, кстати, с рукой?

Аня посмотрела на бинты, подкрашенные запекшейся кровью, пошевелила пальцами.

– У тебя есть где остаться до суда?

– Ну явно не дома. – Саша похлопала по карману, из которого торчал сложенный лист. – Передай спасибо своему питекантропу.

Аня не нашлась с ответом, и они перешли дорогу.

Сюда, видимо, ремонтники не добрались – асфальт напоминал спину мертвого и покрытого пылью слона, с которого медленно сходила кожа. Дул холодный ветер, пропахший известкой. Справа тянулись дома в оттенках песчаника, по большей части одноэтажные, с бежевой черепицей. Менялись только вывески и памятные таблички вроде «Чебуреки», «Парикмахерская» или «Здесь жил великий композитор», «Здесь жил великий художник», «Здесь жил великий поэт». Слева желтели изгороди, стриженные под батон хлеба; за ними осыпались восточные руины, торчал ветками парк и белела буква «Я» с алым сердечком в кружке.

– Тебе нужна какая-то помощь? – спросила Аня.

– Ох, ну прекратите, сударыня.

– Что?

– Сама разберусь.

На последних словах Саша помрачнела, оглянулась. Аня отвела от лица волосы и проследила за её взглядом: «Самса», «Гемотест», «Аптечный склад» – ничего интересного. Кивнув с досадой, она ускорила шаг, как бы отделяясь в этой прогулке от Саши.

– Ты очень добрая, – сказала та тихо и как-то искренне, без своей обычной манеры.

Аня приостановилась, оглянулась.

– Вовсе нет.

– И, видимо, скромная.

Ане сделалось до страшного неловко. Хотелось по-детски закрыть уши и переменить разговор на какую угодно тему.

– Ты правда ничего не помнишь?

Саша покачала головой и в который раз осмотрелась.

– И почему сестра приехала к тебе, тоже не помнишь? После такого перерыва?

Саша вытянула шею, словно заметила кого-то на другой стороне улицы, и прошептала:

– Не поняла?

– Твои родители сказали, что вы не общались.

Саша резко обернулась и смерила Аню грозным, если не злым взглядом.

– Мои родители плохо разбираются в современных технологиях. И тем более – в отношениях.

Аня растерялась на несколько секунд, поражённая резко сменой тона и настроения девушки. Что-то задело Сашу, но что?

Напоминание о родителях?

Мимо прогромыхал красный «жигуль», и они перешли на другую сторону по зебре. Слева показался голый сад, потянулась ограда из каменной кладки и синих решёток. Тротуар раздолбался в труху, от нормальной дороги оставался только прерывающийся ручеек, окружённый гравием и песком, где не хватало только памятной таблички: "Когда-то здесь лежал асфальт".

– Какой вопрос ты хотела задать?

– А? – не поняла Аня.

– Ну, козочка, что-то там… Пока твой питекантроп не вмешался.

– Да… глупость.

– Как хочешь.

– Ага. А то я… – Аня отмахнулась, – а то мне опять влетит.

В молчании они прошли улицу, другую, наконец обнаружили невидимую остановку. Знаков здесь не было, навеса не было, и догадаться о ней можно было лишь по метке на «Яндекс-картах» да по толпе людей, ожидающих автобуса.

Судя по навигатору, ожидать предстояло и Ане. Она размяла спину, посмотрела на слепящее солнце, которое бесконечно-медленно двигалось по безоблачному небу. Один мужчина курил, другой, помоложе, договаривался о покупке квартиры в Алуште.

Было нестерпимо скучно.

– Ладно, слушай, – обратилась Аня к Саше, – умирает животное… лошадь. Ей сломали хребет. Умирает мучительно и долго. Умрёт… ну, точно умрёт. Что делать?

Саша отодвинулась, нахмурилась.

– Ты сама как бы ответила?

– Я? Ам-м… Не знаю. Может, помогла бы животному умереть, чтобы оно не мучилось от боли. А может… стояла бы, наблюдала, как учёный. Не знаю.