Нарин оторопело молчала, лишь хлопала оскорбленно ресницами и демонстративно тяжело вздыхала.

— Ну, раз понятно, то донесите эту истину и до остальных. Мне неинтересны ваши пересуды. Я приехала к отцу. Ходить, дышать, есть, пить, смотреть, говорить — ВСЕ буду делать только так, как я этого хочу.

В абсолютной тишине я покинула кухню и направилась ко входной двери. Как только я коснулась горячей от солнца ручки, услышала громкий возмущенный голос:

— Эй, ты куда собралась? — привычно недовольный и помятый после сна Муса смотрел на меня с третьего этажа.

— Гулять! — смело выкрикнула, крепче сжимая ладонью нагретую дверную ручку.

— У нас девушки вот так не ходят гулять, только по делам, а у тебя дел никаких нет, — грозно ответил он мне и тут же получил деревянной палкой по голове.

— Ай... — Бабушка отчитывала Мусу, по-видимому, за неподобающий тон.

Выскочила Нарин, подбежала ко мне, встав у двери, и начала тихо нашептывать:

— Я же говорила, не принято у нас так. Зачем до скандала доводишь, муж мой и так весь на нервах.

И это они меня еще крайней делают?!

— Так... — приготовилась было я высказаться, но тут же остановилась из-за того, что бабушка заговорила властным тоном.

Пожилая женщина приказала что-то Нарин, мазнула по мне заинтересованным взглядом и ушла к в тенек.

— Пойдем, мама-Аслы сказала показать тебе город, — Нарин была недовольна таким решением, но все же не ослушалась старшую женщину.

Мне ничего не оставалась, кроме как выйти следом за женщиной, хоть ее поведение меня до жути раздражало. Напрягало, злило... мне все здесь не нравилось, но придется потерпеть пару дней. Родственники явно не шли на контакт, не пытались мне представиться, спрятать косые взгляды и прекратить пересуды. Да они даже стол праздничный не накрыли... К такому я все же не была готова, но... придется принять жестокие реалии.

Первые пятнадцать минут мы шли в полнейшей тишине. Дальше Нарин надоело молчать, и она начала свой рассказ о Мардине:

— Наш город очень древний, один из древнейших в стране. Это дом для многих народов: здесь живут курды, арабы, ассирийцы, турки и даже евреи. Скалистая местность скрывает в себе многовековую историю наших предков, а самое главное — их традиции, многие из которых мы чтим до сих пор.

— Каково население города? — поинтересовалась я, любуясь искусно расписанной стеной какого-то дома, что на вид напоминал крепость.

— Не знаю. С Москвой и Стамбулом, конечно, не сравнить, но борьба за землю и у нас бывает, — задумчиво ответила Нарин, — Кстати, Мардин с арамейского языка переводится как «крепость», — улыбнулась она мне по-доброму, впервые за пару часов нашего знакомства.

— Крепость... — повторила я за ней, а затем добавила, — этому городу подходит.

Нарин лишь странно на меня покосилась, и мы отправились к роднику у склона. Дорога в такую жару казалась тернистой, было непривычно ходить по склонам, и все время хотелось пить. Наконец, добравшись до родника, я набрала в ладони холодной водицы и первым делом умыла лицо — стало легче. Мне пришлось снять на минуту кепку, чтобы смочить горячие волосы и шею под недовольным взглядом Нарин, но было плевать — вода восстанавливала мое утомленное Мардином тело.

Еще раз я плеснула воду себе в лицо, задрала голову к солнцу и сквозь пение птиц услышала шум колес. Машина приближалась, заставляя меня с любопытством открыть глаза и поглядеть на проезжающих людей.

Сделала я это не зря, ибо на переднем сиденье черного внедорожника сидел… Сармат. Тот самый Сармат, с которым я столкнулась пару дней назад в клубе. Именно тот Сармат, по которому сохла добрая половина женского населения Москвы. Тот же Сармат сейчас проезжал мимо меня по каменной дороге Мардина.