А насчет уснула... Честно, не помню этого, может, просто глубоко задумалась. Но даже если и уснула — неужели это такие страшные прегрешения? Это ну совершенно никак не сказывается на моей работе. Я хороша в своем деле — это знаю точно.

Злобно прищуриваюсь и топаю обратно.

Ну, раз меня все равно уволят, то смысла сдерживаться нет.

Госпожа Вильман и ее ручная поддакивалка уже на местах.

Я демонстративно плюхаюсь на свое место и ловлю на себе поднятые брови обеих.

«Давай, Элина, — подбадриваю себя. — Доминируй, властвуй, раздражай и ни в чем себе не отказывай: занимай оба подлокотника!»

Это и делаю. На соседок уже не смотрю, делаю вид, что безумно увлечена чтением программки.

Потом кладу нога на ногу и громко кашляю. Боковым зрением подмечаю: Елизавета Карловна покрывается легким румянцем. Того и гляди, в обморок шлепнется.

Во время представления несколько раз прошу Дарину объяснить, что происходит на сцене, — вроде как недопоняла. Ну, а что такого, может, я страстно возжелала приобщиться к прекрасному?

Когда представление наконец заканчивается, я вскакиваю с места и громко аплодирую, чем привлекаю к нашей тройке всеобщее внимание.

М-м, то что надо.

Затем поворачиваюсь к соседкам и так же громко восклицаю:

— А это не так скучно, как я думала!

Удовлетворенно подмечаю, что Елизавета Карловна еле сдерживается — ее, бедненькую, аж перекосило.

— Простите, мне пора, — сообщаю дамам и, не дожидаясь какой бы то ни было реакции, двигаюсь в гардероб.

Похоже, завтра меня ждет знатный разбор полетов и громкое увольнение.

Однако к тому, что происходит на следующий день на самом деле, оказываюсь не готова.

7. Глава 7

Марк

Я хватаю телефон, отключаю будильник и вижу пять пропущенных вызовов от абонента «Мама». Разумеется, не слышал их — мобильный стоял на беззвучном режиме, к тому же я слишком увлекся белокурой нимфой, Марией.

Сон как рукой снимает. Я встаю с кровати, ухмыляюсь и довольно потираю ладони — полученный результат превзошел все мои ожидания. Елизавета Карловна Вильман никогда не утруждает себя повторными звонками, а если такое все же происходит, значит, дело дрянь.

Пять пропущенных подряд — это и вовсе нечто запредельное. Больше не сомневаюсь: Элина справилась с задачей довести ее до белого каления на все сто.

Я перезваниваю матери сразу после душа, пока собираюсь на работу. И практически сразу быстрым движением отодвигаю трубку подальше: оттуда раздается такой ультразвук, что я  болезненно морщусь.

Через пару минут, когда она перестает истерично верещать, рискую снова поднести мобильный к уху, слышу:

— Сегодня же!

— Что именно?

Мать шумно вздыхает и повторяет обиженным тоном:

— Уволь свою помощницу. Мне и получаса не хватит, чтобы описать все ее недостатки. Где это видано?! Такое амикошонство* недопустимо, Марк. На нас глазели все кому не лень! Пришлось практически сбегать из театра, чтобы не отвечать на вопросы, что это за хамка и какое отношение она имеет к нам.

— Кому это нам? — удивленно хмыкаю я.

— Мне и Дариночке. Хотела вас в театре познакомить, а в итоге весь вечер краснела перед ней за поведение этой хамки. Ты не представляешь, — возмущенно стенает мать, — через что мне пришлось пройти!

«Да ладно», — скептически поднимаю я брови.

Краснела? Это совсем не похоже на Елизавету Вильман. Либо привирает ради пущей убедительности, либо Элина и правда вчера дала жару.

Потом мозг цепляется за куда более важную информацию: очередное знакомство? Да сколько можно?!

— Мама, сколько раз тебе повторять: я не нуждаюсь в невесте, — скриплю я зубами от злости.