Мы не общаемся и пяти минут, а я уже отчего-то начинаю чувствовать себя так, словно провинилась в чем-то. Знать бы еще в чем!

Эх, мне бы сюда хрустальный шар, чтобы заглянуть и узнать, как вести себя так, чтобы Елизавета Карловна не нажаловалась на меня сыну.

Я протягиваю дамам купленные программки, мы проходим внутрь и занимаем места. Мне достается крайнее место слева, рядом садится блондинка, а за ней и Елизавета Карловна.

Они легкими движениями кладут свои клатчи к себе на колени. Повторяю это движение за ними и устраиваюсь поудобнее, кладу руки на подлокотники кресла.

Слава богу, долго ждать не приходится, свет гаснет буквально через минуту, гул голосов стихает, и начинается представление.

Я даже не пытаюсь вслушиваться: мне никогда не удавалось разобрать, что именно поют оперные певцы, особенно женщины. Втихомолку вожу взглядом по залу: практически все увлечены происходящим на сцене.

Каждому свое — решаю в итоге. Вот из меня ценитель так себе. Может, проверить рабочую почту?

«Нет», — останавливаю сама себя. Еще не хватало тут экраном светить, точно с позором изгонят.

Становится жарко, и я хватаю программку и начинаю ею потихоньку обмахиваться. Фух.

Сколько там еще до конца? Боже, скорее бы уже антракт! Честное слово, с удовольствием бы выдумала какое-нибудь сверхважное задание от Марка Антоновича и смылась, но Елизавета Карловна запросто сможет вычислить мою ложь.

Нет, так рисковать нельзя.

Когда моя попа уже становится квадратной, а терпение заканчивается, как и место в мочевом пузыре, объявляют антракт.

Я достаю из сумочки телефон.

— Простите, у меня очень важный звонок. По работе, — объясняю, глядя на Елизавету Карловну, и выхожу.

Ну право слово, не говорить же, что мне срочно надо в туалет. Вдруг это некультурно в театре.

Лечу в дамскую комнату. Когда уже готова выйти из кабинки, слышу приглушенные голоса. Сразу узнаю менторский тон госпожи Вильман.

— Это невообразимо. Подумать только, занять оба подлокотника кресла! Какая невоспитанность...

— А как она программкой обмахивалась, вы видели? Программкой! Обмахивалась! — поддакивает Дарина. — Уму непостижимо. Впрочем, после того, как она в холле пристально смотрелась в зеркало, я уже ничему не удивлюсь.

«Господи, а с зеркалом-то что не так?» — недоумеваю я. Не то чтобы было понятно все остальное, но обычное зеркало им чем не угодило?

— Ох, Дариночка, не все настолько образованны, вежливы и культурны.

— Елизавета Карловна, мне не хочется вас расстраивать еще больше, но, по-моему, Элина даже уснула на несколько минут.

Тон, которым это произносит Воронцова, звучит так, словно я на красную кнопку ядерного чемоданчика нажала, не меньше. Каюсь, я могла отрубиться, но разве что на пару минуточек. Третий день сплю буквально часа по три, слишком много работы.

— Да ты что! — восклицает Елизавета Карловна. — Это уже слишком. Помощник Марка — лицо компании. Такое поведение  в обществе недопустимо, поэтому я завтра же попрошу его найти себе другую помощницу. Завтра же!

— Елизавета Карловна, это не слишком сурово?

— Нисколько, Дарина. Он ее уволит, это не обсуждается.

Слышу, как дверь в дамскую комнату закрывается, и выхожу.

Медленно топаю к зеркалу, мою руки и смотрю на свое отражение.

«Ну что, Элина, помогла родителям?»

Теперь Марк точно меня уволит.

Чувствую, как к горлу подступает ком, и обхватываю шею ладонью. Стою так с минуту.

А потом меня берет зло. Да кто они такие?! Вершительницы судеб, блин!

Подумаешь, не так села, не так обмахнулась программкой и посмотрелась в зеркало. Может, еще моргала не так или дышала?