Первоначального имени Кубанца никто не знал – да помнил ли его он сам? В младенчестве его захватили аманатом, то есть, заложником русские солдаты во время рейда против Малых Ногай. Он жил в доме астраханского купца, который крестил его Василием и присвоил фамилию, означающую национальную принадлежность. После того, как распоряжением Петра при губернской канцелярии была открыта школа для обучения грамоте и цифири солдатских и поповских детей, предназначенных для гражданской службы в качестве писарей и подъячих, Кубанца отдали туда учиться.

В учебе пленный мальчик проявлял удивительные способности к языкам и математике, вселяя своей феноменальной памятью изумление в бесхитростных педагогов. При другом стечении обстоятельств Вася мог стать татарским Ломоносовым, но в один прекрасный день он попался на глаза Волынскому, который возвращался в столицу с триумфом из своей персидской одиссеи.

Как истинный сотрудник Петра Великого, Волынский, не имея порядочного образования, очень ценил ученость в других. Он пришел в восторг от способностей шустрого черноглазого мальчика, выменял его у купца на персидский платок и забрал с собою в Москву. И вот вместо Ломоносова вышел важный лакей, который вращался среди генералов, князей и вельмож, имея между ними даже право голоса в некоторых вопросах, зная все их сокровенные тайны и наблюдая гнусную изнанку их роскошной жизни.

– Я передам посылку его высокопревосходительству, – сказал Кубанец, вгоняя прапорщика в жар внимательным взглядом на его безобразные ботфорты.

– Приказано лично в руки, в какой бы то ни было час, – отвечал Родионов, помня намек секретаря насчет награды и не желая упускать удачи.

– Как угодно, а только его высокопревосходительство занят и может возмутиться такой дистракцией.

Они поднялись на второй этаж, и Кубанец, заглянув в кабинет министра, поманил туда Родионова.

Волынский сидел за своим широким письменным столом, под лупой расшифровывая какой-то древний манускрипт. Он был так поглощен этим делом, что, казалось, и не заметил появления Родионова в комнате. В этот ночной час он был одет в диковинный шелковый персидский костюм со множеством складок, защипов и брильянтовых пуговиц, сплошь расшитый растительными узорами. Без парика его коротко остриженная голова казалась непривычно маленькой и молодой. И, что самое удивительное, на носу этого, знаменитого своею удалью, не старого еще человека были водружены очки.

Машинально отсчитывая взмахи маятника на стенных часах, Родионов стоял в нерешительности: следует ли ему отрапортоваться или хотя бы деликатно кашлянуть, чтобы привлечь к себе высочайшее внимание? На двенадцатом взмахе бронзового диска что-то внутри часов заурчало, как в брюхе голодного тигра, Волынский помахал свободной рукой, не отрываясь от рукописи, и произнес:

– Давай, что у тебя!

Едва взглянув на пакет с письмами, Волынский небрежно отбросил его в груду бумаг на краю стола и нетерпеливо щелкнул пальцами:

– Где та вещь?

Не без возни, как всегда бывает с такими устройствами, Родионов отомкнул хитрый замочек секретного чемодана, Волынский жадно выхватил опечатанный ящик из его рук и попытался раскрыть его на столе ножом для разрезания бумаг, который переломился пополам. Министр снял со стены какое-то средневековое оружие, напоминающее гибрид молотка и топорика и, повернувшись спиною к Родионову, стал курочить крышку ящика, выразительно поминая при этом матушку того человека, который так добросовестно его упаковал.

Родионову страсть как хотелось посмотреть, из чего он так старался и спешил, но, как только он придвигался к столу и вытягивал шею, Волынский, как нарочно, загораживал вид спиной. Наконец, изуродованная крышка полетела на пол, и министр осторожно, на вытянутых руках, словно боясь что-то расплескать, отнес посылку в соседнюю комнату, так и не дав Родионову ее рассмотреть.