Здесь я хотел бы сказать несколько слов о подруге жизни С. Ю. – Матильде Ивановне, несомненно имевшей на него большое влияние. Недаром же новые золотые, выпущенные вместо полуимпериалов при Витте, называли «матильдами». М. И. по своей внешности не могла быть названа женщиной красивой, ни даже хорошенькой. На мой взгляд, можно было только сказать, что она не некрасива. Элегантности в ней тоже не было, не было и национально-еврейского типа, который бросался в глаза у ее сестер, и говорила она без акцента, но несколько на южный лад. <…> Было у М. И. «что-то» – «un je ne sais quoi»[102], что очень нравилось мужчинам, но мужчинам известного типа и возраста. Я лично никогда не находил ее привлекательной как женщину, но многие не были моего мнения. Она несомненно была очень умна, большей частью тактична и выдержана и этим своим «savoir vivr»[103] тактом и чисто женским «чутьем» умела во многом сглаживать шероховатости мужа в его отношениях с людьми. Образования она была, я думаю, очень невысокого, но это не было заметно – природный ум и здравый смысл заменили его. Ее такт скрывал недочеты воспитания. Конечно, она собиралась быть светской женщиной и сумела этого достичь в известной мере настолько, что позже графский титул не шокировал в ней никого. Как я уже сказал, М. И. была верным другом мужа и близко принимала к сердцу все, что касалось его. Я не думаю, чтобы С. Ю. делился с нею своими мыслями касательно его государственных дел, но о перипетиях своей службы и о своих отношениях с людьми он не только говорил с нею, а даже с ней советовался. Не сомневаюсь, что он нередко поручал ей добыть ему некоторые сведения от знакомых и сблизить его с нужными ему людьми, и она умела делать это очень тонко, часто исправляя сделанные им промахи. Главной целью ее жизни было доставить мужу спокойную и приятную семейную жизнь и этим упрочить его привязанность. <…> Никогда я не видел даже намека на ссору между супругами или семейную сцену, хотя я думаю, что характер С. Ю. не всегда был приятен для совместной жизни. Вероятно, она умела угодить ему и как женщина, ибо С. Ю. ее обожал, был ей предан «как собака» и не мог без нее обходиться. Видимо, М. И. была одна из тех редких женщин, которые умеют объединять роли жены и любовницы. Одним словом, они жили, что называется, «душа в душу». М. И. сумела внушить мужу и любовь к ее дочери, и С. Ю. относился к своей приемной дочери как к родной. Так же хороши были и отношения Веры Сергеевны к мужу ее матери, что так редко бывает.

Я не сомневаюсь, что М. И., пользуясь привязанностью к ней мужа, во многих отношениях влияла, конечно, подчас сдерживая его порывы, смягчала его нрав и вообще проводила то, что хотела, но так ловко, с такой [нрзб.], что он этого не замечал. Если М. И. говорила, что С. Ю. сделает то или другое, дает свое согласие и т. п., то это так и бывало.

Если у М. И. и были отрицат<ель>ные стороны, то это были черты ее национальности: она была человек очень личный, в ней имелась известная склонность к интригам, и она, может быть, бессознательно тяготела к представителям своей национальности. Если С. Ю. и был действительно иудофилом больше, чем это было желательно для русского министра финансов и государственного человека, то это было, несомненно, выражение влияния жены, недаром же еврейство с большим почтением и великими надеждами взирало на «свою», взобравшуюся на такую высоту.

Если я позволил себе так подробно остановиться на характеристике М. И., то только потому, что муж и жена были настолько спаяны «воедино», что тот, кто ближе знал С. Ю., не мог себе даже представить его без нее.