Богаче была столовая из черного дуба, но в ней было слишком много фарфора, выставленного на буфетах слишком нового серебра, как будто только что присланного из магазина, поэтому здесь обстановка несколько напоминала столовую разбогатевших фабрикантов и банкиров – много ценностей и мало вкуса и понимания в хороших вещах.

За столом служило несколько лакеев в ливреях, имелся и «дворецкий», который, видимо, распоряжался по своему разумению, но в общем прислуга была не особенно корректна и «stile»[100]. Повар был хороший, но остававшийся без руководства – С. Ю., по-видимому, любил покушать, но в кулинарном искусстве понимал мало. Все, что не гармонировало с простотой обстановки комнат С. Ю. и носило несколько театральный, бутафорский характер. С. Ю., несомненно, во всем этом ничего не понимал, считал это забавой, ему не нужной, может быть, он допускал, что все это нужно при его положении, предоставлял все это жене, выдавал деньги, тяготился этим «тоном», но терпел и приходил на половину жены как в гости.

Жил С. Ю. исключительно работой и государственными делами – только для работы и службы.

Когда я знал С. Ю. министром финансов, он вставал рано и уже около девяти утра приходил в кабинет одетый, пил чай и просматривал газеты, а с десяти, если не раньше, начинал принимать доклады. Ровно в 12 час<ов> он приходил в столовую, где тотчас подавался завтрак из двух блюд, опоздания не допускалось ни на минуту, о чем М. И. всегда предупреждала меня, когда я приглашался к завтраку, добавляя, что С. Ю. не выносит опозданий и в случае таковых раздражается. Вообще он был до щепетильности точен в распределении своего времени. Ел С. Ю. очень жадно, как рабочий, и быстро – «глотал» пищу. Сидел он за столом как-то боком, точно мимоходом, ел неопрятно, часто пускал в ход пальцы и не злоупотреблял салфеткой, почему его домашний пиджак был всегда в жирных пятнах. Пил он мало – какое-то легкое шипучее вино, которое ему подавали отдельно в полубутылках. Очень заботясь о своем здоровье, всегда придавал значение пище в смысле соответствия с требованиями гигиены. Всегда ел какой-то особенный хлеб и непременно после завтрака фрукты, которые он получал с Черноморского побережья, и любил указывать, что он поддерживает отечественное плодоводство. Завтрак продолжался 20–25 минут, после фруктов он немедленно закуривал папиросу в малоаппетитном прокуренном деревянном мундштуке, тотчас залпом выпивал кофе и в 12 ^>1/_>2 уходил к себе, предоставляя гостей, если таковые были, жене. Если бывало какое-либо дело к С. Ю., то во время завтрака можно было коротко переговорить с ним и обыкновенно тут же получить ответ. Если у меня было дело к С. Ю., я говорил об этом М. И., и тогда она приглашала меня к завтраку, чтобы сберечь время С. Ю. и мое. Я так не раз подготовлял почву для получения кредитов на свои ученые работы, свои учреждения и на Красный Крест. С. Ю., дав свое согласие принципиально, требовал только самой краткой памятной записки, иногда для доклада государю, и дело проходило с неимоверной быстротой.

Редко С. Ю. засиживался за завтраком, когда он ехал в какое-нибудь заседание, начинавшееся обыкновенно около двух часов, и тогда он любил побеседовать на злобы дня, но больше говорил сам или рассказывал. Иногда в чайное время, около 5 часов, между докладами и совещаниями, С. Ю. на минутку заходил к жене, а в 7 часов снова появлялся к обеду, после которого проводил около часа, до 8 ^>1/_>2–9 час<ов> в гостиной жены. Иногда играл одну партию в карты, если были партнеры, и снова уходил к себе, чтобы работать до поздней ночи. Развлечений С. Ю. не признавал, в театрах, кажется, почти никогда не бывал, искусством и литературой не интересовался, читал он только то, что ему было нужно в данную минуту, и то читал больше во время путешествий за границу, дома для этого у него не было времени. Науку он глубоко почитал, но теоретически – на деле благодаря своему властному характеру и самоуверенности был склонен спорить о научных вопросах, которых не понимал, и высказывать свое мнение. Однако, надо отдать ему справедливость, что он иногда все же признавал [необходимость] учиться тому, что он не знал. Так, он, как говорили, при назначении на пост министра финансов пригласил к себе известного тогда банкового деятеля Ротштейна и брал у него уроки по банковому делу. Далее, в противоположность большинству наших сановников, он вел знакомство с наиболее выдающимися профессорами и специалистами политической экономии и государственного права, совещался с ними, старался использовать их знания и не страшился их политического направления и степени их «политической благонадежности». Так, имел сношения с Чупровым, Посниковым, Ковалевским и мн<огими> др<угими>. Боюсь, что это не мешало ему держаться своих точек зрения, кои не всегда соответствовали науке. Обращался он, сколько я помню, к профессорам и тогда, когда он взялся читать политическую экономию или, как он говорил, учение о государственном хозяйстве, наследнику престола в<еликому> к<нязю> Михаилу Александровичу, для которого он составил программу и даже написал что-то вроде руководства «курса». Так или иначе, но С. Ю. по крайней мере делал вид, что, как человек с университетским образованием, уважает представителей науки, интересуется их взглядами на некоторые задачи управления государством и не относился к ученым с полупрезрительной улыбкой, как это делали некоторые его коллеги, как, напр<имер>, И. Л. Горемыкин.