В трудном торге С. Ю. Витте опасался не столько неуступчивости партнеров по переговорам, сколько позиции Петербурга, где могла возобладать «военная партия». Он хотел бы уступить японцам по многим спорным вопросам, неразрешимыми выглядели лишь судьба Сахалина и контрибуция. Здесь Токио пошел на уступки: японская сторона предложила вернуть северную часть Сахалина (до 50 параллели) России за 1,2 млрд иен (около 1,2 млрд руб.). Российский уполномоченный немедленно ухватился за это предложение и поспешил заручиться поддержкой в Петербурге. Однако царь занял твердую позицию, наложив в ответ на телеграмму российского уполномоченного 4 (17) августа по поводу Сахалина резолюцию: «Ни пяди земли, ни рубля уплаты военных издержек»[33].
Опять отчаяние, демонстративные приготовления к отъезду. Делегации в случае неудачи было предписано прервать переговоры на вопросе о контрибуции, а не о Сахалине, так как Т. Рузвельт и «общественное мнение», по представлению Петербурга, поддержали бы Россию в этом вопросе[34]. Правда, одну уступку Николай II все-таки сделал: он согласился отдать Японии южную часть Сахалина «на том основании, что она принадлежит России только 30 лет, а потому на нее можно смотреть как на Порт-Артур, а не как на исконную русскую территорию»[35]. В остальном царь считал, что он прав и народ поддерживает его.
Российская делегация в Портсмуте ожидала разрыва переговоров. Поэтому, когда на заседании 16 (29) августа было получено «полное согласие японцев», оказалось, что это «для всех здесь совершенная неожиданность, все было готово к отъезду». «Часов в одиннадцать Витте вышел из зала совещания, он был красен и улыбался. Остановившись среди комнаты, он взволнованным голосом сказал: „Ну, господа, мир, поздравляю, японцы уступили во всем“»[36]. Это был час триумфа С. Ю. Витте. Своим успехом он воспользовался и в Америке, и на обратном пути в Россию. Сановник достиг важной договоренности, согласно которой банкирский дом Морганов поспособствует размещению русских ценных бумаг в САСШ, а в Париже подготовил заключение Россией большого займа. Удача в Портсмуте стала трамплином для дальнейшей политической карьеры С. Ю. Витте. После заключения мира ему был пожалован титул графа (правда, злые языки прибавили к нему язвительное прозвище – «граф Полусахалинский»).
Вернувшись в Петербург, С. Ю. Витте сразу окунулся в сложную политическую борьбу. Во время его отсутствия была проведена важная политическая реформа: 6 августа 1905 года вышел царский манифест об учреждении Государственной думы и объявлен закон о выборах. Несмотря на то, что народное представительство получало совещательный статус, это была важная политическая уступка обществу и новая реальность, к которой следовало готовиться. А как же объединение правительства? Этот вопрос как раз обсуждался в правящих сферах.
Началось все с анонимной (по-видимому, А. В. Кривошеина) записки 6 августа 1905 года о категорической необходимости образования единого правительства перед лицом будущей Думы. Оно виделось как кабинет с единой программой без отдельных всеподданнейших докладов министров (за исключением военного, морского, иностранных дел и двора)[37]. С. Ю. Витте хотел создать и возглавить такой кабинет еще с конца 1903 года. Царь долго не решался дать записке ход, лишь три недели спустя он передал текст в совещание под председательством многоопытного экс-председателя Государственного совета Д. М. Сольского. Ход дискуссий зафиксировал в дневнике А. А. Половцов, чьи записи приводятся в настоящем издании. С. Ю. Витте, по его свидетельству, всячески добивался увеличения полномочий исполнительной власти, пугая самодержца революционным движением. Царю предоставлялся выбор: либо учреждение кабинета вместе с уступками обществу (гражданские свободы), либо диктатура. Замысел графа изложил его литературный секретарь И. И. Колышко: необходимо побороть страх Николая II перед словом «конституция», которая, на самом деле, «глубочайший, не только государственный, но и всенародный переворот, с которого и государственная, и народная жизнь начинаются заново». На эту тему С. Ю. Витте и заказал И. И. Колышко записку, которую, по словам графа, следовало опубликовать «вместе с указом об учреждении Совета министров и должности его председателя, то есть премьера. И моим (С. Ю. Витте. –