С. Ю. Витте, в отличие от других сановников, с 1904 года выступил за немедленное прекращение Русско-японской войны. Однако и после падения Порт-Артура и после сражения при Мукдене в феврале 1905 года (когда он написал эмоциональное письмо Николаю II)[31] император оставался неумолим, продолжая надеяться на военный успех. Перелом в его позиции наступил лишь после гибели русского флота при Цусиме 14–15 мая 1905 года, когда стало ясно, что мирные переговоры неизбежны. С. Ю. Витте предпринимал отчаянные шаги, чтобы возглавить их, но первые приглашения были сделаны послам России в Париже А. И. Нелидову и в Риме Н. В. Муравьеву. С. Ю. Витте повезло: если бы они не отказались от предложенной им роли, С. Ю. Витте не бывать триумфатором Портсмута.

Разумеется, отказались первоначальные претенденты не случайно. Задача, стоявшая перед российской делегацией, выглядела колоссально трудной: заключить почетный мир по результатам, по сути, проигранной войны. С. Ю. Витте получил подробную инструкцию, подготовленную МИД, каждый пункт которой утверждал лично Николай II и где была дана весьма реалистичная оценка ситуации вместе с адекватными рекомендациями для ведения переговоров. К счастью для будущего графа, здравый смысл как в Петербурге, так и в Токио возобладал, и минимум требований японской стороны не перекрывал максимума уступок, на которые была готова идти Россия. Разумеется, заранее С. Ю. Витте об этом не знал.

Ситуация выглядела весьма напряженной. В европейских столицах многие полагали, что России придется обязательно заплатить контрибуцию, а это условие Николай II категорически отвергал. Многочисленные встречи главы российской делегации в Петербурге, а затем в Германии и Франции на пути в Портсмут были посвящены не только выяснению позиций европейских держав, но и поиску рычагов давления на царя через Берлин или Париж. Бесполезно: император остался непоколебим, но об этом С. Ю. Витте узнал лишь, когда ступил на американскую землю. Не обрадовал его и американский президент Т. Рузвельт, выступивший посредником: он тоже считал, что России придется платить. С. Ю. Витте был близок к отчаянию, он обдумывал, каким образом с выгодой для России прервать безнадежные переговоры. Правда, посол САСШ в Париже Р. Мак-Кормик подсказал российскому представителю действенное средство для давления на японцев – борьбу за американское общественное мнение, чтобы переломить его настроение в свою пользу[32]. С. Ю. Витте постарался воспользоваться этой идеей в полной мере, и, как мы можем судить по воспоминаниям (Б. А. Суворин, К. Д. Набоков), вполне преуспел. Мемуаристы рисуют поведение С. Ю. Витте и по дороге на американский континент, и в Портсмуте как подчеркнутое спокойствие, едва ли не беззаботность. Это была лишь видимость. Те, кто находился с ним рядом, ощущали колоссальное напряжение, неуверенность и стремление сделать все для успеха миссии. Надо отдать ему должное, С. Ю. Витте лучше, чем кто-либо в России, представлял сложность стоящей перед ним задачи, хорошо продумал свои действия и возможные пути к достижению успеха.

Переговоры в Портсмуте, как и ожидалось, оказались тяжелыми. От России потребовали не только отказа от Кореи, ухода с Ляодуна и вывода войск из Маньчжурии, но и контрибуции, передачи Японии Сахалина, унизительных обязательств по ограничению сил на Тихом океане и др. Получив японские условия 28 июля (10 августа) 1905 года, С. Ю. Витте тут же сформулировал принципиальный подход к заключению мира. Он исходил из того, что желание японской стороны максимально обессилить Россию на Дальнем Востоке для собственной безопасности ошибочно. Чем больше требовал Токио, тем больше в Петербурге росло стремление к реваншу. С. Ю. Витте сделал ставку на достижение прочного мира, чуть ли не союзнических отношений двух империй. И его позиция была принята японцами, хотя, конечно, идея сближения ими всерьез не рассматривалась.