Сестра хмыкнула и отложила журнал, на обложке которого красовалась разукрашенная полуголая девица с неестественно большими губами и бюстом.
– Воздухом? Перекурить? – переспросила она с откровенной издевкой. – Сейчас лекарства разносить будут. Потом завтрак. Потом обход. Никаких прогулок. Марш в палату, говорю! Совсем уже обнаглели, ходят тут, как у себя дома. Мне вот интересно, почему кофе опять такой паршивый привезли? Третий раз уже прошу нормальный заказать, а им хоть бы хны. И сахар вечно заканчивается не вовремя.
Она говорила это так, будто я был виноват в её кофейных проблемах и нехватке сахара. Я подавил вздох. Спорить с такой, судя по всему, бесполезно. Но и возвращаться в палату-клетку не хотелось.
– Лекарства, завтрак… – задумчиво протянул я. – А потом? Что потом?
– А потом будет обход врачей, больной! – отрезала она таким тоном, будто это объясняло вообще всё.
И снова взялась за журнал, давая понять, что разговор окончен.
Но я не собирался так просто сдаваться. Нужно было выиграть время, получить хоть какую-то информацию. Я шагнул ближе к посту, опёрся рукой о край стола, наклонился к медсестре и понизил голос до заговорщицкого шёпота, добавив в него немного игривой наглости:
– Послушайте… э-э-э… как вас? – я сделал вид, что ищу глазами бейджик, которого, естественно, не было. – А скажите честно, от чего лечить-то будут? А то, знаете ли… мой богатырь сегодня утром рвался в бой так, что я уж подумал – совершенно здоров! Готов к труду и обороне, так сказать. Может, и зря меня тут держат?
Я подмигнул ей. Сестра оторвалась от журнала, смерила меня презрительным взглядом с головы до ног, но на лице её не дрогнул ни один мускул. Да и усталость с раздражением никуда не делись.
– Ай… – протянула она без тени улыбки. – Все бы тебе шуточки шутить… Вы бы, пациент, халат-то распахнули да посмотрели на себя в зеркало. Вон висит.
Я хотел было уже возмутиться, что не висит, а как стойкий оловянный солдатик… Но медицинская сестра махнула рукой в сторону стены за моей спиной, где обнаружилось большое прямоугольное зеркало в потемневшей раме.
Моё сердце ёкнуло – что-то в её тоне заставило меня насторожиться.
Я повернулся к зеркалу. Секунду помедлил, собираясь с духом. Потом решительно рванул ворот надетого на меня больничного халата, как матрос тельняшку на груди.
И замер.
Прямо посередине моей груди, от ключиц и почти до самого живота, тянулся длинный, уродливый шов. Грубые чёрные стежки, похожие на скобы, стягивали края раны. Кожа вокруг была воспалённой, а сам шов густо измазан чем-то ярко-зелёным – вероятно, банальной зелёнкой.
Выглядело это жутко. Свежо. Болезненно.
– Вот видите, герой-любовник? – донёсся сзади равнодушный голос сестры, в котором не было ни сочувствия, ни злорадства – только сухая констатация факта. – Рановато вашему богатырю ещё в бой рваться. Операция по шунтированию сердца прошла успешно. Но надо ещё подлечиться. Поваляться. Так что марш в палату, и никаких перекуров.
Слова ударили по мне, как обухом по голове. Шум в ушах. Мир качнулся.
– Шунтированию? – эхом повторил я, не узнавая собственного голоса.
При взгляде на страшный шрам пустота в голове разрослась, будто решила поглотить меня целиком. Операция на сердце? Это объясняло больницу. Но не объясняло всего остального. Кто я? Что со мной случилось? И почему я ничего, абсолютно ничего не помню?
– Шунтированию, – уже спокойно и почти дружелюбно подтвердила мне медсестра. – Операция такая, из задницы вырезают кусок вены и в сердце вставляют. Пока рановато вам ещё бродить по коридорам, на перекуры бегать и «богатырём» своим трясти перед медперсоналом. Быстренько в палату, больной. А не то…