6. Философия К
– Бежим!
Кит хватает меня за руку, и мы на самом деле бежим. Мимо столов и вазонов с букетами, мимо танцующих и замерших в непонимании гостей, перепрыгиваем через ленточные ограждения и огибаем колонны, прочь из гостиницы. Сквозь стеклянный холл к воротам, резко тормозя, потому что один из охранников накидывается на Кита. Отпрыгнув в сторону, я вскрикиваю, задев бедром угол стола, с которого падает ваза с цветами и разбивается прямо у моих ног.
Именно этот погром, что я нечаянно устроила, каким-то чудом и помогает Киту отбиться. Снова соединяя ладони и расталкивая пешеходов, мы проносимся мимо лавок и бакалей, вагончиков с сувенирами и завешенных футболками лотков, что толкни – и разлетятся по всей улице. Я не чувствую боли, не чувствую страха. Мои ноги летят, словно на них надеты сапоги-скороходы, и даже разница в росте не мешает мне поспевать за Китом. Рядом с ним я будто становлюсь старше, выше, смелее. Я больше не Виктория Северова, дочь генерального директора крупнейшего в стране строительного холдинга, сегодня я девушка со страниц тех самых романтических книг, которые никогда не читаю.
Улицы сменяют одна другую. Широкие бульвары, украшенные цветами и яркими вывесками, разноцветные козырьки и острые шпили – все сливается в один хоровод огней. Легкие горят, в боку колет, но мы продолжаем бежать. На нашей стороне молодость и безумие. И может, еще немного везение, ибо охрана отеля уже давно не в той форме, чтобы участвовать в погонях.
Перебежав на красный, мы залетаем в проулок между домами, и только тогда Кит останавливается. Мы замираем друг напротив друга, переводя дыхание. Его рука все еще крепко сжимает мою ладонь, и я чувствую, как громко стучит его сердце. А потом мы начинаем смеяться, уже не скрываясь. Щеки Кита раскраснелись, грудь поднимается в такт дыханию. Он опирается спиной о стену дома, прижимая меня к себе одной рукой, и целует в висок. Как будто родной. И мне правда кажется, будто мы знакомы вечность.
Такой красивый. Такой безумный.
– Кит, – шепчу я, чувствуя, как бьется его сердце в такт с моим.
– Да? – мягко отвечает он также шепотом, не сводя с меня глаз. Я кладу ладони ему на грудь, и мы оба замираем, как будто ожидая чего-то.
– А как же наши вещи? – шепчу я. – Сумки ведь остались в отеле.
Он вымученно прикрывает глаза, запрокидывая голову, а потом поднимает руку и гладит меня по щеке:
– Адель-Адель, умеешь же ты момент испортить. Идем, – улыбается он.
– Куда? У нас ни паспортов, ни денег. Даже мой телефон остался где-то там, на одном из столов банкета.
– За вещами, – отвечает он как что-то само собой разумеющееся. – Неужели ты думаешь, что я про них бы забыл?
– Нет?
– Забрал и спрятал. В тайном месте.
– И мои тоже?
– Разумеется.
В голове тут же рисуется полная картина. Значит, пока шла регистрация, он успел вернуться в отель, забрать наши вещи и спрятать где-то в городе?
– Ты заранее знал, что так случится? – хватаю я его за локоть, чуть обгоняя. Он останавливается.
– Предполагал. Я предполагал, что так может случиться.
А потом мы вместе заходим в небольшой магазинчик, где в камере хранения действительно лежат наши сумки.
– Подержи, – протягивает он мне свой рюкзак и прямо здесь снимает подтяжки, запихивая их в ячейку. Я прощаюсь с ними взглядом. Жаль, они мне так нравились.
– Совсем легкий, – говорю я, взвешивая его сумку в руках и ожидая более солидную поклажу.
– Так и есть. Когда я впервые приехал в Ниццу, у меня с собой было два чемодана вещей. Но чем дольше я здесь жил, тем яснее понимал: человеку не надо много. Так что я выбросил все ненужное, настроил отсчет шагов на смарт-часах с нуля и просто вышел за дверь. Так шагов становилось больше, а вещей меньше, и в какой-то момент я понял, что свободу не положишь в рюкзак.