— Тишина! — Олгрен ударил молотком по трибуне.

Слушание длилось несколько часов. Справедливости ради судья несколько раз пресекал Клифтона, поймал его на лжи относительно того, что я пыталась украсть вещи, и напомнил об ответственности за ложные показания.

Однако, состава преступления в действиях Клифтона на нашел. На моем теле не осталось ран и синяков, одежда не была порвана и, доказать злой умысел Барта не получилось. Не было свидетелей. А понятия домогательства здесь, увы, не существовало.

По окончании заседания Олгрен с помощниками удалились в совещательную комнату.

Время тянулось издевательски медленно.

И вот, наконец, они вернулись.

— Всем встать.

Мы поднялись.

— Иса Эгелина, — судья развернул лист бумаги и принялся зачитывать вердикт. — Вы признаны виновной в нападении на человека и нанесении травм легкой степени тяжести. Властью, данной мне королем Нортума, приговариваю вас к выплате компенсации физического и морального вреда. Сумма выплаты составляет…

***

— Пятьдесят серебряных… — шепотом повторила я.

Мы стояли у фонтана, на залитой солнцем ратуше, вокруг кипела жизнь, но мой мир сузился до желтого прямоугольника бумаги с печатью и подписью.

Пятьдесят серебряных. Сумму разбили на части: по пять монет в месяц. За просрочку начислялись пени.

Меня трясло не столько от этой запредельной цифры, сколько от несправедливости. Телесные повреждения! Судья даже не попросил Клифтона снять с носа повязку, которую Барт водрузил исключительно для того, чтобы произвести впечатление. Не было там никаких ран. Ну, не было!

— На самом деле все не так плохо, как могло сложиться, — попыталась успокоить Бригетта.

— Знаю, — вздохнула я и присела на бортик фонтана. — Но все равно обидно.

Да и денег таких у меня нет. Десятку, согласно закону, пришлось отдать сразу после слушания, и на оплату комнаты уже не осталось.

— За жилье не беспокойся, — сказала Бригетта, когда мы вернулись в таверну. — Оставайся, сколько потребуется.

У меня даже слезы на глаза навернулись. С хозяйкой таверны мы были знакомы чуть больше суток и никем друг другу не приходились, но она почему-то заботилась обо мне. И все же роль нахлебницы меня не устраивала.

— Спасибо за доброту, но… нет. Я и так доставила вам лишних проблем.

— И куда ты пойдешь? — женщина уперла руки в бока. — Сколько денег у тебя осталось? На них даже койку в ночлежке не снимешь.

— У меня теперь есть работа, — возразила я.

— И сколько там будут платить?

— Два серебряных в неделю.

— Итого восемь за месяц, — подытожила Бригетта. — Пять будешь отдавать в уплату штрафа. Думаешь, на тройку в месяц протянешь?

— Значит, буду работать сверхурочно. Или найду подработку.

О том, что через десять дней мне предстояло отдать еще пять серебряных за удостоверение личности, думать не хотелось. Но надо. Не та проблема, от которой можно отмахнуться.

Черт! Ну, зачем, зачем я поехала к этому слизняку? Да только что теперь рассуждать? Над разбитой чашкой не плачут. Надо думать, где искать деньги. И как-то решить вопрос с жильем.

Билл, до сего момента хранивший молчание, вдруг подал голос.

— Ну… вообще-то есть один дом. За городом. В лесу. Там никто не живет и платить за него не надо.

Бригетта отвесила ему подзатыльник.

— Ошалел совсем?! Да к этому месту нормальный человек и на лигу не подойдет!

— Что за дом? — переспросила я.

— Не думай даже! — воскликнула Бригетта. — А ты, — строго посмотрела на парнишку. — Язычок прикуси и впредь подумай, прежде чем ляпнуть чего. Ишь, выдумал!

Он попытался возразить, но Бригетта выгнала его на улицу.