Ей хочется узнать, как он может быть нежнее. Правда, хочется. Клео сейчас почему-то была уверена, что Павел Тихий умеет быть очень нежным. Нельзя сказать, что минувшей ночью он не был нежен или был груб. Нет. Но раз он сам сказал: «Я был бы нежнее» – значит, может.
Клео остановилась, сбила рукой с головы капюшон дождевика. Дождь прекратился, но судя по хмурому небу – ненадолго. Девушка улыбнулась, вдохнула влажного прохладного свежего воздуха – и снова пошла, весело шлепая по лужам ярко-желтыми резиновыми сапогами.
А никуда он не делся, этот пресловутый вкус халвы.
***
Она вернулась. И Павел заставил себя не броситься на звук открывшейся двери, а пойти спокойно.
Они некоторое время молча смотрели друг на друга. Никогда бы не подумал, что девушка в желтых резиновых сапогах и желтом дождевике – это так красиво.
– Привет.
– Привет.
– Голодная?
Клео не отвечала. Она не могла себя заставить перестать на Павла любоваться. Он не мог измениться с утра. Это в ней что-то изменилось, что она…
– Ты ела что-нибудь сегодня? – повторил Павел вопрос.
– Меня угостили вкусным чаем – гибискус, мелисса и душица. А еще я съела одно печеньице.
– Очень питательно – целое печеньице. Значит, голодная.
– Как целая собачья упряжка, – улыбнулась Клео, спуская с плеча сумку с ноутбуком и осторожно ставя ее к стене.
– Тогда пойдем кормить упряжку.
Как же это, оказывается, приятно – когда ты приходишь домой голодная, а кто-то тебя собирается кормить. А особенно приятно то, что этот «кто-то» – высоченный и с широченными плечами. И поэтому…
– Только я загляну в ванную на полчасика, – Клео принялась расстегивать кнопки дождевика.
– Ты там недостаточно вымокла на улице? – Павел потянул с ее плеч желтый шуршащий полиэстер.
– Ну я же не валялась в лужах!
– А почему?
Клео обернулась, посмотрела в предельно серьезные серые глаза – и рассмеялась. Господи, как же с ним легко и классно!
– Кандидаты исторических наук не валяются в лужах!
– И даже по ним не шлепают?
– Это бывает.
Они замерли, глядя друг на друга. И Клео вдруг поняла, что сейчас будет поцелуй. А она в резиновых сапогах. Сколь бы неопытная она ни была, но Клео понимала, что целоваться в резиновых сапогах – неправильно. Она быстро отступила назад и ловко стянула с ног сначала один сапог, а потом другой.
– Я быстро!
***
Она и в самом деле в рекордно короткие сроки приняла душ – потому что прогулка в дождевике, не пропускающем воздух, не способствовала обретению свежести тела, обмоталась полотенцем и вышла из ванной.
И замерла.
Вчерашняя мизансцена повторилась. Павел стоял ровно на том же месте. Ровно в той же позе, привалившись к стене. Та же великолепная небрежность засунутых в карманы трикотажных штанов рук. Только теперь широкие плечи обтянуты тонкой футболкой.
Сейчас упадет полотенце. Точно. И ноги уже сами идут к нему.
Но Клео не успела сделать первого шага. Павел резко оторвал спину от стены – и спустя пару секунд она оказалась на его руках. Уже без полотенца.
– Давай поужинаем потом. Я… – Павел замолчал, когда Клео обняла его за шею. А потом просто поцеловал. Слова стали совершенно ненужными.
***
Он себе целую программу сочинил. Что будет делать, когда Клео вернется домой. Холодильник едой забил. Вымылся до скрипа и выбрился до блеска. И даже джунгли на всякий случай подравнял. А теперь, вопреки всей своей программе, мог только целоваться с Клео и шалеть.
Может, и к лучшему, что вчера он был не совсем трезв. А то бы опозорился в другом, еще более постыдном смысле. Потому что сейчас его уносит только от одних поцелуев.