— Выходит, она в двадцать пять взрослая, а я нет?

Харт опустил авокадо обратно в миску, из которой только что достал.

— Не переживай… Ты достаточно взрослый для того, чтобы обжарить авокадо. Ты прекрасно это делаешь. Давай, работай!

И Найл навёл на внука объектив.

— Убери свой долбаный Кэнон! — Харт швырнул нож на столешницу. — Ответь мне, я достаточно взрослый для отношений с женщиной или нет?

Найл опустил фотоаппарат. Я тоже — нож и челюсть. Правда, последняя сама упала. Харт так сильно опирался на каменную столешницу, что по его рукам теперь можно было изучить все мускулы. Ну, те, которые принято упоминать в дамских романах…

— Харт, к чему был этот вопрос? — проговорил Найл хрипло. — Спроси Рио! Этот вопрос вообще не ко мне.

— Рио сказала, что до серьезных отношений я не дозрел, и она не хочет больше тратить на меня время.

Выдав фразу, глядя деду в глаза, Харт схватил нож и полоснул им авокадо. Я реально испугалась за его пальцы. Ножи до остроты сабли заточены. Фу, пронесло… Он развернул авокадо и сделал ещё один надрез.

— Когда сказала? Вчера? — прохрипел Найл и закашлялся.

Ожидая, когда у деда пройдёт приступ, Харт преспокойно так принялся за второе авокадо. Потом за третье. Виртуозно освобождал овощ от шкурки и огромной косточки.

— И поэтому ты прилетел ко мне с утра пораньше без предупреждения?

— Нет, — Харт схватил венчик, чтобы взбить оливковое масло с паприкой. — Я прилетел, потому что вчера вечером она сказала, что может отпустить меня на неделю, чтобы я побыл с тобой и… Решил наконец, что мы будем с тобой делать в Рождество.

— Со мной? — Найл наклонил голову и смотрел на внука исподлобья.

— С тобой. Я же не знал, что ты не один. Теперь будем решать, что делать в Рождество втроём. Наш бывший президент любил повторять, что Рождество — это время для семьи, — Харт подвернул ко мне голову. — Он на Гавайях родился и на Рождество вместе с Мишель и дочерьми всегда прилетает на острова. Правда, как президент, мистер Обама ещё и военные базы заодно посещал… Ну в общем, я тоже считаю, что в Рождество надо быть с семьей, а Найл — моя единственная семья.

— Не единственная! — перебил дед громко и снова надолго закашлялся, так и не попросив воды.

Я сама сказала Харту, чтобы дал деду попить, но Найл отрицательно замотал головой.

— То есть ты ставишь меня перед фактом. Так, что ли? — выдал он, задыхаясь. — На Рождество ты тут без всяких вариантов?

— А ты против? — Харт повернулся ко мне: — Или ты против? Только я не понял, кто тут семья, а кто нет?

Он повысил голос, значительно. И я машинально глянула ему на руки — безоружный. Фу…

— Хорошо, Харт, а что ты скажешь Мелоди, если она пригласит тебя к себе?

— Мелоди… — протянул Харт, отворачиваясь к грилю, чтобы проверить готовность рыбы. — Я уже все сказал ей, ты в курсе. Давай не будем хоть про это при Джулии. Ладно?

Харт кинул на решетку политые специями половинки авокадо и уставился на них, точно гипнотизируя. А мы с Найлом гипнотизировали его. Он это чувствовал и не поворачивался к нам.

— Почему ты мне ничего не сказал в День Благодарения? — откашлялся наконец Найл. — Черт побери, мы все сидели за одним столом! Даже ее мать!

Харт тронул авокадо — на его зеленоватой мякоти успела уже отпечататься решетка гриля.

— Ну… Не хотел портить всем праздничный ужин. И вообще… Не хотел, чтобы ты меня отговаривал.

— От чего? От расставания с Рио?

— Нет, — Харт на секунду обернулся к деду, снимая с огня чугунную сковороду с готовой рыбой, и снова встал к нему спиной. — От строительства дома. Мне подписали план, и во второй половине января они начинают расчищать площадку.