Экран в кресле не работал, и меня пересадили в средний ряд. Теперь, конечно, не посмотришь в иллюминатор, зато можно хоть на время выставлять ноги в проход… Нужно находить положительные моменты даже в самой скверной ситуации. Например, в разладе с Кошкой есть много хорошего — перестану наконец чувствовать себя рядом с ней не в своей тарелке. Я не ее поля ягода, я вообще не с поля, я — рябина! С дерева! Или с куста — зависит от роста смотрящего! Еще и в шоколаде. Надо про это не забывать! В любой ситуации помни об этом и все будет окей!

Ещё можно откинуться на оранжевый подголовник и помечтать с закрытыми глазами о мягкой подушке на острове океанского смерча! Ну, мозги мне этот дедушка промоет конкретно — в этом можно не сомневаться! Главное, чтобы не пришлось промывать желудок, но самолетное меню не напугало своими изысками, хотя курица с грибами не самое полезное блюдо, но всяко лучше макаронных изделий. Однако ее неполезность все равно перевесит несъедобность рыбы в остром соусе. Тут, в воздухе, теория относительности работает на ура! Главное, не пить дешевого вина. Где-то читала, что один стакан алкоголя в воздухе приравнивается к четырем на земле… Впрочем, пьянеют обычно после первого, а после четвертого все чувствуют себя абсолютно трезвыми, если не спят… Да, чтение меню перед едой так же вредно, как и чтение советских газет. Но у меня с собой из книжек только свои собственные… Фильмы не радуют… Музыка надоела… До окна далеко… До посадки тоже…

Ложку в зубы, ремни безопасности затянуть потуже, зажмуриться тоже покрепче и будет всем нам океан по колено, даже воздушный — мы попали в зону жуткой турбулентности: падали и взлетали. Тут я сразу испытала и подъемы чувств, и опускание сердца в пятки. Но ведь то, что так плохо начинается, всегда имеет счастливый конец. Ведь правда? Вы в это верите?

Летели мы тяжело, но сели мягко, вышли чуть ли не за пять минут — в любом случае мне никто не успел отдавить в проходе затекшие конечности. Очередь тоже двигалась на удивление быстро, хотя перед паспортным контролем пришлось самому сканировать паспорт и снова заполнять таможенную декларацию уже в электронном виде. Из живых культур с собой у меня была только я сама — рябина, но об этом я решила умолчать. С распечатанным талончиком и с бешено стучащим сердцем меня наконец-таки поставили в очередь к офицеру, от улыбки которого сердце упало в живот.

Он посмотрел на бумажку, затем на меня, потом снова на бумажку и попросил назвать адрес проживания на Гавайях. Я назвала и добавила раньше, чем подумала, что блистать умом стоит не во всех ситуациях, что местные все же считают, что правильно говорить «Молокай».

— Как почти что местный, я это подтверждаю, — усмехнулся блондинистый человек в форме, явно не имеющий с гавайцами общих корней. — Служил там десять лет рядом с обсерваторией Мауна-Кеа. Дорога в горы уже, наверное, обледенела, и вы не сможете подняться на вершину, но если вдруг задержитесь в гостях до весны, знайте, что там самое красивое небо в мире!

И еще большим восклицанием прозвучал звук опускающегося на чистую страницу паспорта штампа.

— Счастливого пути! Гавайям привет! Алоха!

— Алоха! — ответила я, потому что уже знала, что это слово используется местными не только в качестве приветствия, но и при прощании.

Боже — выходит, Фортуна решила повернуться ко мне лицом или я рано радуюсь? Сейчас как придет мой чемодан с расколоченными елочными игрушками… Что же — скажу, на счастье! Знать бы еще, как это звучит по-гавайски…