Во всей стране должен быть введен патриотический культ национальных героев, с соотв<етствующим> богослужением (панихиды и молебны) и светскими процессиями. И всей этой системой, которую надлежит продумать до конца, должна руководить волевая, орденская спаянная элита, не стоящая в прямой зависимости от правительства.

В наши дни уже нет необходимости «призывать» к патриотизму, но надо помочь его самосознанию, духовному оформлению и, главное, его волевой организации. Нужно открытое, волевое и горящее, изложение патриотических настроений, забот, намерений и планов. Надо говорить громко о России, отстаивая религиозную правоту ее национального эгоизма и обнаруживая неодолимую, волевую веру в ее непомеркшее и идущее к невиданному расцвету величие. При этом надо убедительно показать, что патриотизм есть состояние духовное, христиански и православно обоснованное (мироприятие), что интернационализм есть постыдная ересь, извращение, предательство и малодушие; или же прямая порочность. Надо на тысячу ладов показывать величие России, но не в порядке декламации, а в порядке убедительного заряжения национальной гордости неоспоримыми фактами[42].

Крепко и убедительно отстаивая правоту русского национализма, громя интернационализм и в его вульгарно-большевицких и в его масонски-утонченных видоизменениях, мы должны блюсти две границы: 1. Грань против всяких идиотизирующих преувеличений, неумных, крикливых, комичных, дающих противникам материал для пачкотни, как-то – всяческого претенциозного «мессианства», мании грандиозы, легкомысленного шовинизма, евразийства, презрения к другим народам и т. д. 2. Грань против всяческого преувеличения иноплеменных преимуществ, заслуг, способностей и т. д. Весь вопрос требует от нас сочетания страстности и трезвения, огня и зоркости, пафоса и справедливости. Надо установить различие между «интернационализмом» (отрицающим родину) и «сверхнационализмом» (утверждающим родину, возвеличивающим ее в мире и обеспечивающим ее в возможной будущей международной организации). Самобытность не добывается ни оригинальничанием, ни гордынею. Цивилизационно-культурный разрыв с Западом означал бы, что Россия будет через четверть века порабощена западными соседями посредством технического и стратегического завоевания[43].

Россия жила и созидалась доселе своим могучим и здоровым государственным инстинктом. Теперь его необходимо превратить в крепкое, эффективно укорененное, волевое право-сознание. Этого требует переживаемый миром кризис, вызванный возникновением большевицкой заразы. Нам надо исходить, во-первых, от столь обострившейся во время революции потребности порядка; а порядок есть блюдение субъективно-правового статуса (своего и чужого), взаимность, равновесие, мир, справедливость; во-вторых, от всенародной потребности в сильной власти – отсюда подчинение ей; в-третьих, от биологической индивидуализации, пробужденной в революции, – отсюда ее оформление чувством собственного достоинства, волевой дисциплиной, потребностью во взаимном признании (взаимном уважении и доверии). Правосознание должно стать в России предметом преподавания и публичного культивирования (герои долга, справедливости, государственной силы, военного и гражданского подвига). Необходимо учреждение обществ борьбы с взяткою и произволом; необходима публичная апология неподкупности и совестно-справедливого усмотрения.