Вот на секунду перед ее взором выскочила из проема в домах маленькая, но гордая бронзовая конная фигурка полководца Петра Багратиона с золотой саблей в откинутой руке. Она вынырнула, словно преследуемая, уже обступаемая сзади, возвышающимися над ней, громоздящимися, словно чудища-терминаторы, полумертвыми, отливающими предсмертным металлическим синим блеском, шевелящимися нелепыми глыбами Москвы-сити…

Алина вдруг явственно увидела выплывающую из-за этих стеклянно-каменных уродин, словно материализующуюся из спрессованного там воздуха и нависающую над ней довольную рожу Магомеда Каримова и четко услышала сопровождаемые гуляющим эхом слова «Все равно ты будешь мое-е-ей! Ником-у-у-у не достанешься. Ты только моя-я-я!»

Все это потом преследовало Алину по всему Кутузовскому…

…Из-за резко выехавшей с парковки маленькой спортивной, почти игрушечной машинки «БМВ» с Петиными не произносимыми здесь комментариями притормозило у знаменитого в прошлом дома (Кутузовский, 26), с отломанными благодарными потомками мраморными досками (другими благодарными теперь восстановленными) в честь «выдающихся деятелей» нашей славной партии и государства. Здесь жил Брежнев, здесь жил Андропов, здесь жил… Всё, больше не живет… Другая жизнь, другая реальность. Рыжий Чибас рулит. Проехали…

А вот и «Кофе хаус». Кстати, их тут два… С пристроенным к дому и занимающим две трети тротуара фирменным тентом-навесом, под которым расположились болтающие и жующие граждане нашей дружной и до сих пор еще необъятной Родины. А вот и Розочка – сочная, аппетитная, но одноразовая, как все эти хаусные кофе, пирожные или тортики… Как все модное и ненастоящее, заполонившее в последнее время души людей и пространство нашей страны с гораздо более чем тысячелетней историей. А где-то там дальше (секунд двадцать – сорок езды) Триумфальная арка, музей «Бородинская панорама», Поклонная гора, где ждал ключи от Москвы самонадеянный, со всеми договорившийся, все просчитавший и привезший в Отечество наше тонны фальшивых денег, удачливый завоеватель Европы… Все это Алина слышала и надолго запомнила от смешного, длинного, но умненького мальчика-студента Славика Ерошкина, так искренно и по-доброму старомодно, с кино, мороженым и вечерними неторопливыми прогулками по уставшей Москве, пытавшегося за ней ухаживать. Наивный мальчик… Пусть у него все будет хорошо…

– Слушай, Алинка, что-то я завелся, может, по-быстрому, а? Прямо здесь, в салоне… Хочется очень… Запаркуемся где-нибудь подальше, во дворах…

– Совсем с ума от горя съехал? Потерпи до лучших времен, дорогой…

…И запылала Москва синим светом, ярким пламенем. И остались от мечты заносчивого корсиканца только рожки да ножки… Не видать ему не только грезившейся Индии, не только Питера, но уже и ликующего и салютующего в его честь Парижа почти не видать (ну, разве что совсем ненадолго), как своих чистых белых панталон. Финита ля, как говорится… Наполеон, капут! Шерше ля фам, господа!

То есть здравствуй, дорогая Розочка! Вот и мы…

Отливая на солнце блестящими решетками, ручками, фарами и дисками, дорогое авто с достоинством подкатило к жующим и пьющим под шатром и тихо встало в ряду таких же достойных, включив стоп-сигналы и выключив габариты. Алина выпрыгнула из машины, затмив своими буферами, ручками и ножками все их ручки, фары и стоп-сигналы. И, крикнув Пете на ходу: «Жди!» – она обнялась с подругой. Буфера, ручки и ножки Розочки были отполированы по последней моде. Они, блестя и сияя, с неподдельной радостью переливались в лучах заходящего солнца, как глаза папуаса из Новой Гвинеи, увидевшего солнцезащитные очки, потому что ими очень удобно, отломав дужки, ковыряться в земле и доставать вкусных червячков и личинки. И очень хорошо, что девушки пошли в одну сторону, потому что разглядывающая Розочку и даже не глотающая слюну мужская братия теперь была вынуждена визуально желать еще и Алину и цепкими липкими взглядами сопровождать теперь обеих. И если бы девушки пошли в разные стороны, то зрачочки в глазенках многих персонажей не нашего романа могли и не выдержать, разъехавшись в разные стороны, как колеса хорошего спортивного велосипеда, привязанного за раму у темного подъезда в не самом спокойном районе города. Но сильная половина человечества не окосела, а, как ветер в спину, точнее, чуть ниже, дула в паруса надежды и взаимопонимания и подталкивала наших героинь побыстрее скрыться с шумящего и лоснящегося на вечернем солнце респектабельного проспекта. И уже через десять секунд они растаяли в арке двенадцатиэтажного желтого, с красивыми эркерами сталинского дома.