Солнце уже почти село, но я еще имею возможность видеть очертания ее красивого лица, замечать, как дергаются уголки ее губ в дерзкой полуулыбке, и следить за плавными движениями ее пальцев, убирающих развевающиеся на ветру волосы.
— Твой бывший — полный кретин, — произношу я, вкладывая в эти слова одновременно и злость на него, и восхищение ею.
Она смущенно улыбается, опускает лицо и выскальзывает из кокпита. Будто паря над палубой, на носочках спускается вниз, оставив после себя манящий запах, потянувший меня следом.
На полпути я спохватываюсь, возвращаюсь к приборной панели и включаю бортовые огни. А теперь выколупав из себя спрятавшуюся в труднодоступных недрах смелость, отправляюсь за русалкой.
Застаю ее в каюте перед зеркалом. Она снимает ожерелье, кладет его на столик и робко смотрит на мое отражение за своей спиной. Она сомневается, но горит тем же желанием, что и я. Ею движет пережитое предательство, мной — шестимесячный голод. Но я чувствую, что есть в этом влечении нечто большее, чем примитивный животный инстинкт.
— У меня это первый раз, Роб, — едва слышно признается она.
— Знаю, — отвечаю я, о чем было нетрудно догадаться.
— Ты любишь свою сестру?
— Что за вопрос?
— Как ты отреагировал бы, отдай она самое ценное, что у нее есть, такому, как ты?
— Я бы его посадил, — честно говорю я. — Но если бы он испытывал к ней то же, что я к тебе, я бы дал им шанс.
Она слабо улыбается, медленно стягивает с себя платье, которое соскальзывает на пол, перешагивает через него и, оставшись в одном лишь белоснежном кружевном белье, подчеркивающем ее ровный загар, по-кошачьи изящно залезает на кровать. Удивительно, но сейчас, безотрывно глядя на нее и прислушиваясь к своему бешено колотящемуся сердцу, я неожиданно понимаю, что на этой постели еще никто не спал. Я купил новую яхту, но не было повода ночевать на ней. И эта каюта с приглушенным до романтичного полумрака светом словно ждала своего особенного часа.
Я взглядом скольжу по изгибам ее молодого тела, красиво улегшегося на бок, по ее опустившимся на шелковое покрывало волосам, по ее лицу с застывшим на нем ожиданием и толикой неуверенности в глазах, и начинаю расстегивать пуговицы своей рубашки.
Не бойся, русалка, я тебя не обижу…