Полицейские уже кивают мне в знак приветствия и поднимаются на террасу вслед за овчаркой на поводке, а я только сейчас замечаю царапины на руке. Матерюсь про себя, не зная, в какую задницу ее деть. А капрал все ближе и уж куда серьезнее ночного сторожа.

— Асалам алейкум!

— Вале куму салам, — киваю я в ответ и тупо скалюсь высунувшему язык псу.

Что за страна?! Собака, как и свинья, здесь животное грязное, но копы не брезгуют использовать их, особенно, когда наркоту найти надо. И хотя, к большому счастью, ее у меня нет, за русалку и пивас в холодильнике меня тоже по головке не погладят. Либо примут меня за торгаша людьми, либо за контрабандиста. Попробуй докажи потом, что я честный турист и законопослушный гражданин своей страны.

Я вкратце слушаю доклад о пропавшей русской туристке, убедительно вру, что ничего подозрительного не видел, а сам замечаю, как второй полицейский задумчиво таращится на плавающие в моем бассейне сырные шарики.

— Оставил вскрытую пачку на столике и умчался на пробежку, — придумываю я и посмеиваюсь: — Горничная будет недовольна.

Капрал тоже усмехается. Баран, даже не видит, что шарики до сих пор не размокли.

Я уже готов выдохнуть, что копы сейчас свалят, но тут в ванной раздается треклятый скулеж русалки и глухие удары, привлекшие внимание капрала. Его пес нацеливается на дверь, и я авансом чувствую остроту его клыков на своих руках.

— Вы держите у себя собаку? — уже не благосклонно, а как-то рявкающе спрашивает капрал, своим тоном напоминая мне о запрете провоза животных на их скромную родину.

— Что вы! Мышь. Летучая. — Я показываю ему свою поцарапанную руку. — Та еще падла. Возвращаюсь с пробежки, сначала вижу это, — указываю на бассейн, — потом иду в ванную, а там это мерзкое существо. Хотите посмотреть?

— Нет, спасибо. Нам некогда. Удачи вам с ней. — Желает мне капрал и тянет за собой упрямую овчарку.

Ну вали же уже, песик! Но он порыкивает, противясь и заставляя меня нервничать. Кажется, целая вечность проходит, прежде чем полицейским удается взять верх над собачьим чутьем.

Черт, пронесло! Больше ко мне не сунутся ни спасатели, ни полиция.

Как только дверь распахивается, русалка затихает. Опять я вижу ту прискорбную печаль в ее глазах, как вчера, когда Марсель уплыл, вдребезги разбив ее надежды. Она по-прежнему дергается, когда я освобождаю ее, а потом и вовсе влепляет мне звонкую пощечину, своими нежными пальчиками опалив мое лицо, подгребает к себе ноги и, обняв колени, утыкается в них лбом.

Мне бы пожалеть ее, да себя сейчас жальче. У этой куколки явно изумительный хук справа. Зубы может выбить.

— Ну чего ты дуешься-то?

— И правда. Все же чудесно, — бормочет она. — Умереть в двадцать на Мальдивах… О таком можно только мечтать.

— Во-первых, ты не умрешь. Во-вторых, тебе двадцать один. — Я точно помню год ее рождения. Бедняжка, в таком возрасте уже скидывает себе годик.

— Иди в жопу, — бурчит она, не поднимая лица.

— Да ладно, ты хорошо сохранилась.

Ну наконец-то она опять смотрит на меня. Колюче, пристально, как будто сейчас факелом вспыхнет и зажарит меня до хруста.

— Я есть хочу.

— Я тоже, рыбка, — улыбаюсь я. — Так может, пойдем и вместе что-нибудь приготовим?

Гордость мешает ей выдавить даже короткое «Да». Молча поднимает свои булки с пола и первая выходит из ванной. Я стараюсь не отставать. Помню, как она ночью в лес сиганула. И похоже, эта крошка так и не собирается сдаваться. Резко разворачивается и толкает меня на перила.

Эх, силенок не хватило меня в бассейн столкнуть. Я едва сдерживаю смех от растерянности и ужаса, прописавшихся на ее личике.