— Значит, твоя мать — тоже предмет?

Он глянул карим непонимающим глазом:

— Почему ты говоришь о матери?

— Но ведь она тебя родила: дала жизнь, носила в животе, выкармливала…

— Моя мать умерла сразу после моего рождения. Выкармливала меня рабыня. Женщина, зачем ты говоришь всё это?

Роза вздохнула. Вспомнила свою маму, лицо которой было смазано в памяти — так, туман. Зато руки виделись чётко и ясно — самые добрые и ласковые, самые мягкие, самые нежные. Роза прибегала к родителям в кровать ранним утром, забиралась под одеялко — тёплое, даже жаркое, прижималась к маминому боку, уложив голову на руку, и дремала с ярким ощущением сиюминутного счастья… Если бы ещё хоть разок обнять мамину руку и приникнуть к ней щекой…

— Рабыня тоже женщина, — медленно и тихо ответила она. — Разве можно выбросить из жизни ту, которая в детстве баюкала тебя и пела колыбельные, только потому, что она постарела?

— Она умерла давным-давно, — спокойный голос Закара вдруг дрогнул. Совсем незаметно, совсем чуть-чуть… Но всё же. — Касха, её дочь, в лагере прислуживает.

Девушка в рабском ошейнике, забитая и пугливая…

— Твоя почти что сестра?! Рабыня? Я была о тебе лучшего мнения…

Закар смотрел с удивлением, потом нахмурился:

— Хогван, что ты себе позволяешь? Ты мне указываешь, как распорядиться моим имуществом?

Она отмахнулась от него. И правда, чего она в лоб-то? Надо исподволь… Постепенно. Положение у Розы ещё не такое, чтобы командовать. Встала. Повела плечом.

— Служанка приготовит тебе ванну. Если хочешь спать в замке — изволь хорошо помыться. Иначе — прошу обратно в лагерь. А я пока прослежу за приготовлениями к свадьбе. И не забудь позвать шамана, это ведь он у вас брачует?

И вышла, не глядя на остолбеневшего от такого обращения варвара. У него, конечно, трагическое детство, у него психологическая травма (как будто у Розы её не было!), но это не повод так обращаться с женщинами. Вот даже говорить с ним теперь не хочется.

Она спустилась на первый этаж, старательно придерживая полу юбки, чтобы не запутаться в ней и не скатиться кубарем вниз. Нужно было найти Манни, потому что она, скорее всего, была в курсе, где можно купить еду и за какие деньги. И есть ли вообще в замке деньги.

Младшая сестрица была на кухне — следила за тем, как Рада месит тесто на хлеб. Роза заметила мелких, сидевших у ярко пылающего очага с подобиями бутербродов в лапках. Ками периодически важно сморкалась в уже полностью мокрую тряпку. Увидев Розу, девочка только зыркнула глазёнками и опустила взгляд. Зато Лавр широко и щербато улыбнулся. Подмигнув ему в ответ, роза спросила у Манни:

— Где наша сокровищница?

Та наморщила лоб, явно не понимая, о чём идёт речь, а потом лицо её просветлело:

— Вы хотите пересчитать золото в сундуке?

Сундук так сундук. Роза была согласна и на сундук. Хотя больше по душе ей был тёмный подвал со сводчатым потолком, заваленный сундуками с золотыми монетами, а также слитками золота и россыпями алмазов с рубинами. Именно такой ей всегда представлялась сокровищница. Нет, врёт. В детстве она часто воображала, что у богатых людей есть хлебный магазин с прилавками, а на прилавках чего только не увидишь — и булки, и кирпичики, и бублики с маком и без, а ещё эклеры с заварным кремом и маленькие сдобные булочки…

— Хочу, — ответила она, тряхнув головой, чтобы отогнать воспоминания. — Ещё хочу посмотреть книгу… Как это может называться? Ну, где вы записываете приход и расход денег, цены на продукты…

Вопросительно взглянула на Манни, и та совсем растерялась: