– Первый шаг сделан. Поздравляю. Катим дальше. Евгения Ивановна, покличьте вашего сожителя.

– Супруга, – сварливо поправила тетка.

– О как, – вежливо удивился он, – неужто уже и штамп в паспорте появился?

– Не ваше дело! Все вы с вашими условностями…

– Зовите, зовите, поживее. А ведь сейчас сам войду, наслежу вам на коврах.

Вдруг в глубине квартиры запели что-то грузинское, цветистыми переливистыми руладами, потом показался и сам певец:

– Вот совершенно незачем, я уже сам практически пришел.

Великолепный красавец, высокий, грудь колесом, сияющий, склонил причесанную голову, охваченную сеточкой:

– Олегу Владимировичу…

Заверин поприветствовал, склонив свою голову, похожую на встрепанную щетку:

– Альберту Михайловичу.

– Могу быть полезен?

– Еще как. Для начала сообщите, почему не на работе. Хвораем?

Тот с сокрушенным видом покивал:

– Еще как! Человек я южный и по этой причине ужасно метеочувствительный. Вот тут, – он указал на спину, – мигрени, здесь, – указал на голову, – люмбаго[2]. В общем, выдали больничный, вот, извольте видеть, – он зашарил по карманам своего шикарного бархатного халата, но ничего не нашел. – Ах, в другом халате.

– Об этом после потолкуем, – пообещал участковый, – а теперь о другом. Соседку давно видели?

– Вот эту? – Альберт махнул рукой куда-то вдаль, но ехидный Заверин похлопал по красному дерматину:

– Эту, эту.

Евгения немедленно полыхнула:

– Что за вопросы?! Почему вы спрашиваете? Откуда приличным людям знать такие подробности об этой… этой!

– Жанночка, стоит ли при посторонних, да культурным людям, – начал было Альберт, но она шикнула на него.

Намечалась перепалка, но Заверин предписал закончить базар и отвечать на вопрос. Альберт признал, что да, видел довольно давно:

– Только я не отслеживал. По-моему… да, в апреле. Это когда ты, Жанночка, ездила в командировку, а потом внезапно вернулась.

Та возмутилась:

– Альберт, при посторонних!

– Да, вы лучше уж после, – попросил Заверин. – Так что с датами, назовете?

Евгения, она же Жанна, нервно заявила:

– Да не помню я! И к чему это все, там и сейчас определенно кто-то есть, – она подняла артритный палец, весь в кольцах для камуфляжа, – вот-вот, сами слушайте. Бубнение постоянное за стенкой, песни и гогот. И ночи напролет, так и запишите!

– Разберемся. Попрошу выступить понятыми.

– Что, больше некого дернуть? – начала было тетка, но Заверин оборвал ее:

– Из лиц свободной профессии, которые не на работе, под руками только вы. Выполняйте гражданский долг. Сейчас мы в вашем присутствии вскроем дверь.

Евгения-Жанна ужаснулась, но уже по иному поводу:

– Ломать! Ужас! Такая замечательная дверь… то есть что случилось?

– Ничего, – успокоил Заверин, – просто приехала сестра гражданки Демидовой, а ключи позабыла. Приступайте.

Андрюха скинул тужурку, засек время и принялся за дело. Устройство оказалось непростое, но Денискин со времен пребывания в детском доме мастерски уделывал все замки, от простых крючков до сувальдных, повышенной секретности. «Пять пятнадцать, неплохо», – погордился он, но доложил официально:

– Готово.

Правда глянул на гражданку Джумайло, и стало не по себе. Девчонка стояла белым-бела, куда белей стены, и не замечала, как громко хрустит пальцами. Заверин, достав свой платок, тоже условно чистый, обернул им ручку двери, приоткрыл, прислушался. Никто не орал «Милиция!», не выбегал навстречу с руганью и вопросами – кто-то продолжал спокойно, негромко беседовать в глубине квартиры на два голоса.

Пока все толклись на лестничной клетке, участковый, безжалостно попирая ботинками бежевую толстую дорожку, прошел в коридор, заглянул в комнату. Вернувшись, прошел на кухню, по дороге сунул длинный нос в еще одну дверь – должно быть, санузел. Сообщил: