— Что это за право такое? — Узкоглазый бросил Полкану еще одну кость.

— В первую брачную ночь невеста спит не с мужем, а с любым с кем захочет. Обычно для этого выбирают юношу из другого рода.

— А если она понесет от него? — воскликнул Узкоглазый. — Что ж ему чужого ребенка воспитывать?

— Да. И воспитывают они его, как своего собственного, — шаман нравоучительно поднял палец вверх. — Зато в этом ребенке смешалась сила двух родов.

— А если с первой ночи ребенок не получился? — не унимался Узкоглазый, очень эта тема его заинтересовала.

— Тогда она родит от своего мужа, — пожал плечами Талын.

Полкан догрыз кости, лег в траву и смежил веки, но постоянно напряженно прислушивался. Когда на подносе осталось три куска, мужчины сели на бревно и закурили. Густой терпкий дым заполнил пространство вокруг.

— Надо разбудить Ролана, — устало сказал шаман и зевнул.

— Как его будить, если ты сам сказал, что самые лучше травы использовал?

— Также травами и разбудим… Эх, поспать бы, но времени совсем нет.

— А как же мы его обратно усыпим? Ведь не будет же он смирно сидеть всю неделю и ждать пока за ним ведьмы не придут?

— И в кого ты такой тупой? — покачал головой Талын. — Сразу видно, кровь давно не смешивалась. Жаль, нет у нас права «Первой ночи». Травой, сынок. Травой обратно усыпим. Ты его свяжешь, а я предупрежу, что будет, если он себя плохо вести будет. Он же не знает, что я послание в Дангарию отправил. Пусть думает, что хотим у его родных выкуп золотом за него попросить.

Узкоглазый помог старику подняться, и тот неспеша побрел ко входу в юрту.

— Мне с тобой идти? — крикнул ему вслед Узкоглазый.

— Нет, я пока травы разожгу. Приходить в себя он будет долго, успеешь связать.

Полкан пошел за ним и замер у приоткрытого покрывала вместо двери. Шаман чем-то шуршал, что-то крошил и вскоре вышел, окутанный пряным дымом травы.

Лука вернулся в свое тело и понял, что уже может немного управлять им. Первое, что он сделал, вдохнул полной грудью запах травы. Однако глаза открыть не мог и руки не слушались.

«Надо что-то делать, иначе свяжут и не выберусь».

Он вновь вернулся в Полкана и огляделся. Шаман сидел на бревне и дымил мундштуком. Узкоглазый проверял прочность веревки, дергая ее в разные стороны. Дункан лежал на траве, привязанный к небольшому деревцу.

«Иди к Дункану и дерни зубами за узел!»

Полкан послушно подбежал к коню, схватился за поводья и потянул, но узел еще сильнее затянулся.

«Испугай его!»

Пес заливисто залаял, делая вид, будто хочет укусить коня за шею. Дункан испуганно вскочил и недоуменно уставился на него.

«Сильнее! Сильнее! Пусть он сломает дерево»

Полкан злобно ощерился и принялся бросаться на коня. Но тот лишь переступал и иногда отбрыкивался.

Между тем Узкоглазый и шаман подбежали к нему с палками и пытались отогнать.

— А ну пошел, псина! Пшел, говорю! Убирайся отсюда! — Узкоглазый со всего размаха ударил пса по спине толстой палкой, и Полкан взвыл от боли.

«Ах так! Ну ладно!»

Лука перебрался в Дункана. Конь сначала присмирел, а затем, получив указание, метко прицелился и ударил со всей силы шамана по лицу. Хрясь!!! Тот отлетел в сторону и грузно упал на землю. Бамц! Узкоглазый получил копытом по груди. В это время деревце сломалось и Дункан, поднявшись на дыбы и заржав дурным голосом, пошел топтать неподвижного старика.

«Вот молодец! Умница, Дункан!» — радовался Лука.

Но тут в коня со двух сторон воткнули острые копья. Третье копье пронзило его горло, а четвертое добралось до сердца. Дункан упал прямо на разломанное тело, которое когда-то было шаманом. Лука едва успел перекинуться на Полкана, с визгом, катающегося по земле от боли.