В кухню бодрым шагом вошел Борис. От него так крепко пахло горьковатыми духами, что мне с трудом удалось промолчать – не слишком ли много он на себя вылил?! Что ж, он сам знает, что и как ему следует делать перед встречей со сбежавшей женой.

– Ты готов, Валера?

– Конечно.

Тут я вспомнил, что не успел убрать за собой грязные тарелки. Бросился прибираться, но Борис остановил меня. Но не мог же я ему рассказать, что поначалу мне пришлось беседовать с няней Соней, потом уделить внимание Петру? Если бы не эти два визита, я бы и посуду помыл, и стол протер.

– У меня к тебе только одна просьба – не вздумай грузить ее своим новым делом. У тебя наверняка припасена интересная история для твоей лучшей подружки.

Я так и не понял, то ли с плохо скрываемым раздражением он это произнес, и это относилось ко мне лично, либо в этот момент злился все-таки не на меня, а на Женю.

– Нет-нет, что ты!

– Петя, – обратился он к брату, – а ты уж присмотри за домом. Проследи, чтобы Соня никуда не ушла, я все-таки надеюсь, что мы вернемся в полном составе. И спроси, ужинала ли она. Что-то не нравится мне, как она выглядит, совсем исхудала, ходит заплаканная, словно это не у меня, а у нее украли ребенка.

– Боря, не переживай, все будет хорошо, – сказал Петр. – Ты, главное, привези ее.

И тут Борис вдруг сел и схватился за голову. Поморщился. И тогда я вспомнил, что пару лет тому назад у него была травма головы, подумал, что, может, это она и дала о себе знать.

– Мне сон приснился, – вдруг сказал он. – Такой странный. Мне, мужику, приснилась ваза. Такая хрупкая, хрустальная. Она стояла на самом краю стола и так стояла, что того гляди упадет. Я бросился к ней и сдвинул, словно спас ее, понимаете?

Мы с Петром переглянулись.

– Может, я и глупость говорю, но мне показалось, что эта ваза и есть Женя. И что я должен ее спасти. Это сейчас она у Тони, а кто знает, куда она может отправиться дальше. Думаю, что я во всем виноват. Давил на нее, ограничивал ее во всем и совсем не видел в ней человека, понимаете? Воспринимал ее как собственность. Да, вот теперь честно об этом говорю. Она моя жена, мать моего ребенка, и мне будет спокойно, если она будет сидеть дома и заниматься семьей, хозяйством. Но, видимо, Женька не такая, и хоть завали ее подарками или деньгами, она все равно будет порываться куда-то уйти, уехать, чтобы подышать свежим воздухом. И ведь она изначально была такая, с первых минут, что мы познакомились. Ты же помнишь, Петя, какой ершистой и вредной она была, когда досталась нам, так сказать, в наследство от прежних хозяев дома.

– Может, и ершистой, но точно не вредной. А честной и прямолинейной, – возразил Петр. – И она сразу сказала, что умеет все, что знает этот дом как свои пять пальцев, что обещает чистоту и все такое, что умеет ухаживать за садом, но сразу предупредила, что не умеет готовить.

– И я-то, дурак, не сразу придал этому значение. Подумал, что научится. Главное, что она жила в этом доме и на самом деле знает о нем все.

– Признайся, что, окажись на ее месте какая-нибудь другая женщина, постарше, попроще и не такая красивая, ты распрощался бы с ней мгновенно, даже не услышав о том, что она не умеет готовить.

– Петя?! – Борис ухмыльнулся. – Ну ты даешь!

– Себе-то хотя бы не лги, – покачал головой Петр. – Женька была как солнышко в этом доме. Эта роскошная огненная грива, колючий взгляд, порывистые движения, дерзость, с которой она разговаривала с нами… Она была живая, молодая, эффектная, интересная! Да ты сразу и влюбился в нее. Иначе разве простил бы домработнице неумение готовить?! Да для нас, для мужиков, как ты говоришь, еда всегда была на первом плане. А сколько нам пришлось терпеть и заказывать еду из ресторана, пока в доме не появилась Галина Петровна?