Борис еще сильнее обхватил ладонями голову и застонал. Петр вскочил и выбежал из кухни, вернулся с пузырьком, дал брату таблетку, я налил в стакан воды.

– Боря, оставайся дома, раз у тебя такие боли. Никуда Женя не денется.

Борис замотал головой, сквозь стон я услышал «нет».

Все же Петру удалось уговорить его хотя бы отлежаться, дождаться, пока боль не утихнет. И только глубокой ночью мы все же поехали в Подольск. Мы с Петром пытались его отговорить от поездки, ссылаясь на поздний час и то, что в семье Антонины уже наверняка все спят. И что наше появление там ночью может напугать семью, разбудить детей. Но Борис не мог успокоиться.

Мы приехали к Тоне далеко за полночь. И тут Борис вспомнил, что семья уже давно переехала в загородный дом и что адреса он не знает! И тогда он позвонил Жене. Я снова попытался отговорить его теперь уже от звонка, не хотел, чтобы он тревожил так поздно Женю, но его было уже не остановить.

– Ты прости меня, милая, за этот поздний звонок, что разбудил тебя, – говорил Борис в страшном волнении, прижимая телефон к щеке, – но я не знаю адреса Тони. Пожалуйста, продиктуй, мы уже в Подольске, подъехали к ее дому, к старому дому, где их квартира… Но вы же наверняка находитесь сейчас в ее новом доме, в том, что они построили недавно, да? Да, говори, я запомню…

Я смотрел на Бориса, на то, как он меняется в лице, и понимал, что помимо адреса он услышал еще что-то такое, что вызвало в нем оторопь, ужас, шок. Я и сам похолодел от нехороших предчувствий.

– Да, хорошо, я понял… Я перезвоню.

И я понял, что у него просто не осталось сил.

– Борис, что случилось-то? – не выдержал я.

– Их там нет. Вернее, Миша там, а эти две особы сейчас уже мчатся по направлению к Балашихе, спасают какую-то там подругу Тони, которую муж выгнал с детьми на улицу.

– И что теперь? Вернемся домой?

– Нет, она сказала мне адрес, поедем, заберем Мишу.

– Борис, но так нельзя! Он спит, да все в доме наверняка спят… Или Женя сама попросила тебя забрать Мишу?

– Нет, ничего такого не было. Она просто сказала мне, где, с кем и зачем они едут. Сказала, что я удивил ее, что напугал, когда вообще позвонил ей так поздно…

– Если вы, Борис, не хотите потерять Женьку, давайте вернемся назад, домой. Она не простит вам, если вы заберете Мишу.

Я нервничал. Я с самого начала обращался к Борису на «вы», но иногда проскакивало и панибратское «ты». Но сейчас я увидел в нем того самого Бориса Михайловича, старшего товарища, друга-наставника, которого уважал и за которого сильно переживал. Уж кто-кто, а я-то хорошо знал Женьку и понимал, что Мишу забирать нельзя, что она воспримет это как предательство, как начало войны. Тем более что ей-то были хорошо известны методы своего мужа-адвоката, которому приходилось заниматься и бракоразводными делами. Да она наверняка с тех пор, как ушла из дома, постоянно думает о том, чего ей самой ждать в этой ситуации от мужа. На что он способен и до чего может дойти, чтобы забрать сына.

– Самым правильным было бы отправиться следом за ними в Балашиху, – рискнул предложить я, чтобы сбить его с толку. Я был уверен, что мы все равно никуда не поедем. – Мало ли какая ситуация может там сложиться?

– Но они уже там, – с горечью воскликнул Борис. – Мы все равно не успеем. Да и где их там искать? Но я позвоню ей, позвоню… Может, им там на самом деле может понадобиться помощь.

Вера

Она сидела неподалеку от меня, наискосок. В нашем вагоне в этот час почти никого не было, вернее нас было только двое. Я и она. На ней была короткая коричневая дубленка с капюшоном. Она сидела, примостив свои длинные ноги на сиденье напротив, и мне хорошо были видны ее ярко-синие шерстяные колготки.