— Нет! — выкрикнула эта тварь.

Вот только я не послушал.

Вместо этого нагнул девчонку.

Вжал ее щекой в стеклянный стол.

И приставил к виску заряженный пистолет.

— На счет три, — сказал я и характерным движением снял предохранитель. Это предвещало скорый выстрел. — Раз…

— Стоп! — орал Варшавский.

И пытался прорваться на нашу сторону.

Но в рыло смотрели автоматы Камаевых.

Умар костьми ляжет, но не подпустит его ближе.

— Два… — продолжал я отсчет.

И слышал всхлипы девочки в моих руках.

Она тряслась от страха. И готовилась к худшему.

А вот сам я кайфовал.

Мне уже давно не было так хорошо, как в то мгновение.

— Открыть огонь?! — спрашивали Варшавского его шестерки.

А он махал руками, заграждая дочь.

— Нет! Отбой! Не открывать огонь! НЕ СТРЕЛЯТЬ!

Я напряженно выдохнул и произнес:

— Три.

На долю секунды я представил, что он промолчит.

Что Герман ничего не сделает для спасения дочери.

И она бесславно сдохнет как дань за старые грехи отца.

Но когда я решил высвободить пулю из патрона…

Он упал на колени.

И признал мою победу.

Герман взмолился.

Сложил ладони и поднял их к небу.

Только бы я пощадил его родную кровь.

— Не убивай ее, прошу!

Моя рука застыла на оружии возмездия.

Под дулом плакала девчонка. Я едва держался, чтобы не всадить в нее кусок свинца. Настолько приятно было наблюдать за Германом в ту минуту. Смотреть, как он паникует.

Им руководил обычный страх. В глазах читался ужас.

Он был готов на все, только бы я вернул ему малолетку.

И он верил, что это возможно. Не знал о моих планах.

Не понимал, что Лизу я не отдам.

Уже никогда.

18. 18. Незнакомый жар

(Цветана)

Наконец я встретила отца.

Так хотела услышать его голос.

Умоляла Анвара вернуть меня в семью.

Мечтала избежать первого секса. С ним. С этим жестоким ублюдком. По фамилии Камаев.

Отец молился, унижался перед мучителем дочки. Он был готов отдать Анвару все, что тот захочет.

— Умоляю! — плакал он так искренне и горько. Что я сама едва держалась. Чтобы не рыдать. — Отпусти мою бедную Лизочку! Я дам тебе все, чего попросишь! Абсолютно все!

Но Анвар был как скала.

Бездушная и твердая порода. Которая только и может, что делать больно. Сжимать мое горло. Наматывать на руку волосы. И прижимать к моей щеке холодное оружие.

— И что ты мне предложишь, старый хуй? — бросил Камаев с пренебрежением.

— Я дам тебе любую сумму! — не мелочился отец. — Только отпусти ее! Отдай ее мне! И ты получишь все обратно… Ты ведь хочешь вернуть свою долю, правда?

Но Камаеву было мало.

— Ты думал, я пришел вернуть украденные тобой активы? Все то, что ты загреб после смерти отца, а затем — и матери? Хах… — насмехался он, дыша на мои волосы горячим воздухом. — Этого недостаточно.

— Хорошо, я понял, — говорил отец дрожащим голосом. — Разумеется, ты хочешь больше. Я понимаю, Анвар. Я поступил неоднозначно. Ты зол. Но давай ты назовешь мне сумму и отпустишь Лизу. Ведь я ее столько искал, а ты…

— …Нашел ее первым, — продолжил Камаев, не отпуская меня ни на миг. Приставив к уху пистолет. — Я давно ее пас. И просто воспользовался моментом. Когда она была одна и ехала по городу. Это было очень просто. Как дважды два. Я вытащил ее из тачки и вытряс из нее все ваше семейное дерьмо. Теперь она шелковая девочка. И будет слушаться меня. Только меня… А я ее буду трахать.

— Нет! — взорвался отец.

Для него это были адские муки.

Он приходил в настоящую ярость.

Представляя, что сделает со мной Анвар.

И Камаева это забавило.

— Буду, — чеканил он токсичные слова. — Трахать.

— Отдай ее! Слышишь?! Отдай!

— Нет. Теперь она моя… Око за око. Зуб за зуб. Я сделаю с ней то, что ты сделал с моей матерью.