— Эй, Севка! — Пашка помахал рукой и закричал, не успев дойди до входа в кафе. Солнце отразилось в ярко-голубых вихрах: Пашка возглавлял детское отделение и старался идти в ногу со своими пациентами. — Давно не виделись, — уже ближе. — Как дела? — подойдя и рухнув на стул с такой силой, что тот жалобно скрипнул.

— Как ты относишься к Диме? — без предисловий начал Сева.

— К Дмитрию Николаевичу? Отлично. Странный вопрос. И выбор кафе для встречи странный, я бы предпочёл шаурму.

— Кто бы сомневался, — съязвил Сева и потёр виски — разговоры начинали утомлять. Какое-то бесконечное утро, и всё ради того, чтобы устроить личную жизнь начальства. Когда всё закончится, надо будет выставить ему счёт. Или выпросить отпуск. Или заглянуть в Минздрав к Соне.

— Так что с он? — нетерпеливо спросил Пашка. — Я жутко проголодался, а кормят тут не очень.

— Ну да, на твой-то изысканный вкус. — Сева кисло улыбнулся, послал извиняющийся взгляд в сторону проходившей мимо официантки.

— Эй, что не так с моим вкусом, зануда?!

— А как ты относишься к Наташе? — терять время на пустые споры и пререкания Сева не собирался.

— К Наташе? — Пашка распахнул глаза. Сева помнил – в институте он по ней сох, но Антон в глазах Наташи тогда был единственным мужчиной.

— Ты теперь с Машей, у вас вроде всё хорошо. Не хотел бы устроить счастье Наташи?

— Ты о чём вообще? — совершенно растерялся Пашка. — Я, конечно, люблю Нату, но как сестру. Мои чувства к ней в прошлом.

— Никто и не говорит о тебе. — Кто-нибудь, отсыпьте терпения. — Я говорю о Наташе и её чувствах к другому мужчине. К Диме.

— Чего-о? — рот Пашки слегка приоткрылся, во взгляде расплескалось удивление. — Что за бред ты несёшь?

— Разве бред? Сам подумай. Вспомни, как они всегда относились друг к другу. Неужели ничего не замечал?

— Да не было ничего такого! Она же Антона любит!

— Видимо, уже не любит. — Сева вздохнул: опять приходится объяснять очевидные вещи. — И если бы её чувства вдруг оказались правдой, неужели ты бы не захотел помочь?

— Помочь? — переспросил Пашка, почесав затылок. — Да, наверное… Конечно же хотел бы!

— Представь, как ей трудно признаться ему, — проникновенно проговорил Сева. — Она наверняка боится получить отказ.

— Ну, я бы тоже боялся, — захихикал Пашка, но неожиданно быстро посерьёзнел: — Слушай, но ведь это понятно. Кто знает, что у Дмитрия Николаевича на уме. Я ещё в институте его побаивался.

— Я знаю, — веско бросил Сева. — Если бы не знал, не стал бы тебя просить.

— Даже так? — Пашка снова хихикнул. — Вот это новости! Дмитрий Николаевич… Надо же!

— От тебя многого не требуется. Просто сделать одну вещь, когда я тебе скажу.

Снова оставшись один, Сева устало откинулся на спинку стула и потёр переносицу. План был прост до безобразия, даже стыдно подумать — слишком нарочито, грубо и напрочь лишено изящества. Но порой приходится наступать на горло своим гениальным мыслям и действовать именно так: напористо и с нахрапом. Собрать компанию старых друзей, заманить туда Диму и Наташу, создать обстановку, при которой они будут максимально близки, и… напоить. Кстати, эта часть вызывала больше всего опасений: нельзя переборщить, но недожать тоже нельзя. Выбрать правильный алкоголь, проследить за степенью опьянения, проконтролировать, чтобы Дима пошёл провожать Наташу. А там… Учитывая возросшее сексуальное напряжение, которое будет постепенно повышаться вне зависимости от действий окружающих, между Наташей и Димой наверняка что-то произойдёт. Не секс, конечно, первый раз они явно захотят запомнить во всех красках. Но поцелуй более чем реален. И тут начиналась любимая часть его плана: утро. Когда нужно вспоминать, можно списывать на опьянение, хочется скрыться или сделать вид, что ничего не произошло. Этот этап был слишком ценен, чтобы его пропускать: взаимная неловкость и желание повторить то, что уже успел распробовать. Именно на него Сева возлагал основные надежды: именно тот толчок, который нужен Диме, чтобы подтолкнуть к активным действиям. После которых помощь со стороны уже не понадобится.