Наверное, он просто струсил.  Или растерялся.  Или переосторожничал. Или выбор оказался слишком трудным.  Он и сейчас не решился бы уйти из семьи – Нуца решила за него.  Но за Машей тогда стал присматривать.  Облегчал работу как мог, следил, чтобы обедала, теплым словом старался… но Машка не видела – вся в своём горе.  Не нужен он был ей… на хрен не нужен!  И никогда не был! Но она справлялась - до поры, а потом он стал действовать, потому что слишком уж все затянулось, в лучшую сторону изменений не наблюдалось, скорее – наоборот.

   Шония купил путевку и собирался сам рвануть следом – хотя бы на пару дней, на день.  Не склонять к интиму – вызвать на откровенность, разговорить и может быть помочь пережить. Но потом решил, что этого не требуется – Маша путевке обрадовалась и сразу на неё согласилась. И отлегло от души, полегчало… Его тоже выматывало это её состояние.  Решил дать ей отдохнуть от всего и всех – и от себя тоже.

   Сейчас сидел и соображал… В данный момент болело не за Машу, а за Нуцу.  Болело, бл*дь, так…!  Совесть, наверное. Встал и пошел… не знал сам – зачем, что скажет?  Она уже вымыла посуду, убрала со стола…  Да повеситься ему, что ли?!

-  Что ты хотел? – прозвучало сухо и официально.

   А хрен тебе!  Скажу все, что считаю нужным – думал он. Состояние – будто пьяный, хреновое состояние.  Смотрел на неё и говорил… в любви бы признаться, как она того заслуживает!  Но не врать же?  Не дура – поймет, а он и не сможет.

-  Нуца, ты лучшая из жен… а может, и лучшая из женщин… Подожди!  Дай мне сказать… пожалуйста.  Я не знаю, что за хрень у меня случилась шестнадцать лет назад – не любовь… намного сильнее и страшнее – не дает жить нормально. И счастья я от неё не видел. Но ты заслуживаешь  любви - самой большой и самой сильной.  И если б я мог!  Не должен был я тогда… или хотя бы предупредил тебя…  Но тогда не было бы наших пацанов.  Останься, пожалуйста… я уйду, сниму хату.  Мальчишки не простят же мне!  Они любят тебя и слушаются.  Меня – вряд ли…  я же, как приходящий.  Не уезжай, пожалуйста… 

-  Я уже решила, - она не повернулась к нему, так и застыла у мойки. Говорил со спиной.

 - Ты думаешь – это я сгоряча, что ли?  Я годы решалась!  Маленькие только и держали... Хочешь замолить… найди слова для сыновей, чтобы не считали, что мать их бросила, - тяжело роняла жена:

 - Нас только двое у отца,  у меня там есть... будет все.  Кроме того, что нужно больше жизни.  Но я как-то… понимаю тебя, наверное.  И не собираюсь дохнуть там – не переживай.  Может и полюблю… но что такое быть любимой, надеюсь, точно узнаю.  Сделай, как прошу!

-  Что? – уже упустил мысль Георгий.

-  Поговори с детьми.

-  Сделаю.  Забери машину… я договорюсь, чтоб перегнали туда.  Загружу твоими вещами.  И деньги все верну – чуть позже, обещаю.

-  Я не тебе их оставляю.  И квартиру, и машину тоже.  Мне… думать тошно об алиментах.

-  Не дури ты! – с болью вырвалось у Георгия.

-  Да я и не смогу ничего – крохи разве. Пока ещё устроюсь…  Поговори с детьми, Георгий – это все, чего от тебя жду.  Я забирать их буду на все лето, приезжать...

-  Сделаю…

   Утром был еще выходной – после командировки.  И он не стал тянуть – попросил Нуцу пойти прогуляться.  Посадил перед собой пацанов и просто рассказал все, как есть – с самой первой своей встречи с Машей. Оказалось, не так и трудно говорить правду.

-  Она что – красивее, чем мама? – ревниво спросил Дато.  Смотрел исподлобья…  обижался.  Даня молчал.

-  Красота важна только на первый взгляд, сынок.  К ней быстро привыкаешь и просто перестаешь замечать, если не любишь.  Ваша мама красивее.