Мы не спеша трапезничаем за беседой о семейных делах. Услышав, что я выхожу на работу, свекор хвалит, а свекровь почему-то жалеет. Наверное решила, что не от хорошей жизни меняю спокойное и размеренное существование домохозяйки на офисный серпентарий.
В чем-то она права, конечно.
Здесь и сейчас я понимаю это особенно четко. Ведь все как всегда – мы втроем в гостях у родителей, и они нам рады. Все те же разговоры, мои любимые вареники с вишней, и для чая принесли все те же парадные чашки с золотым ободком.
Так хочется притвориться, а потом и вовсе поверить, что ничего не случилось, то был сон, выдумка, рассказанная кем-то история. Про кого-то другого, не про нас.
Поглядываю на Стаса украдкой – Ариша так и льнет к нему, соскучилась. И я тоже скучаю, как же я безумно скучаю по нему! Быть может, не стоит торопиться: соскучусь еще немного и сумею простить?
Представляю, что скажет на это Наташка. Если вообще после такого поступка будет со мной разговаривать. А мама? Одобрит, наверное...
Но зато эту, вторую свою семью я не потеряю. А потом плохое забудется, и у нас опять все станет хорошо. Как раньше. Ведь хорошо же было!
Свекровь как обычно хлопочет, не в силах подолгу усидеть на месте: то подносит, то уносит, то ставит чай. Еле напросилась помочь ей прибрать со стола, чтобы освободить место для сладких пирогов и варенья.
Стоит нам остаться наедине, как нервы ее сдают.
– Юленька, прости меня, если сможешь, за этого паскудника! – умоляет она дрожащим от подступающих слез голосом.
– Оксана Степановна, вас-то за что?
– За то что сына человеком воспитать не сумела. – Всхлипнув, вытирает мокрую щеку. Милая. Она ведь правда вся извелась. – Уж вроде и старались, чтоб не хуже чем у людей было. Сами с его отцом всю жизнь душа в душу, ни разу голос на меня не поднял, в кого он только уродился такой...
– Ну что вы, ну не плачьте. А то я тоже сейчас расплачусь.
Не выдерживаю, сажусь рядом и обнимаю ее подрагивающие плечи. Когда через некоторое время в кухню заглядывает свекор, мы обе ревем в три ручья.
– Вы чего это? Ксюша, опять сырость развела? – бормочет он растерянно. – Юля, ты это дело прекращай!
– Виктор Павлович, простите, – всхлипываю я и размазываю слезы протянутой им хрусткой белой салфеточкой. – Пришла в гости, называется...
– Ой, Вить, да что ж такое делается... – Оксана Степановна прерывается на полуслове, машет рукой. Действительно, что тут скажешь.
Свекор ставит на стол чашку с водой и достает аптечный пузырек из шкафа. Капает из него на кусочек рафинада. Кухня наполняется резким сладковатым медицинским запахом.
– А вот я тебе корвалольчику. Юляш, давай-ка тоже накапаю.
– Нельзя, я же за рулем. А там в составе какой-то препарат, который чуть ли не месяц потом анализы показывают, – отнекиваюсь, стараясь не морщиться.
– Иди ты! – удивляется свекровь. – А мы и не знали. Вот ведь что творят, лишь бы деньги с людей содрать!
В дверях появляется Стас. На запах пришел, наверное. Переводит обеспокоенный взгляд с матери на меня. Неужели стыдно стало? Вроде непохоже...
– Что случилось? – спрашивает он. – Я могу чем-то помочь?
– Ой, уйди. Ты уже наделал дел, – хмурится Оксана Степановна.
Виктор Павлович берет его под локоть и уводит. Слышу из коридора, как просит за Аришкой присмотреть. Мы с матерью Стаса снова остаемся наедине, и мне почему-то неловко.
– Ты, Юль, не переживай, отец-то ему мозги вправит, – говорит она, успокаиваясь. – А у нас строго, никаких гулянок. Домой по часам, и когда куда идет – отчитывается. Так и сказала, если забалуешь – мигом за дверь выставлю, нечего.