Освобождая цветы от упаковки, которая им совсем не идет, двигаюсь плавнее, чем обычно, словно на сцене выступаю, потому что за каждым моим движением наблюдают.
Не знаю, почему совсем не боюсь Тима. Несмотря на предостережения сестры – страха нет. Напротив, все ее рассказы о нем, что должны были отвратить, страшно привлекли. Мы с Юлей по-разному расставляем акценты в одних и тех же ситуациях. Наверное, именно поэтому никогда раньше не ссорились из-за парней.
И еще я не знаю, почему мне нравится его провоцировать! Вероятно, это тоже последствия изоляции. Мои джинсовые шорты неприлично короткие, обтягивающий топ надет на голое тело.
Демонстративно эффектно наклоняюсь в поисках большой пивной кружки, которую вчера нашла и отмыла.
Тим присвистывает. Я широко улыбаюсь, но, когда поднимаюсь, от моей улыбки не остается и следа.
– Будешь свистеть, денег не будет.
Его взгляд плывет по мне.
Набираю воды, ставлю букет в воду и вдыхаю аромат зелени.
– Скажи что, – чеканит Тим.
– Что «что»? – переспрашиваю, обернувшись.
– Что мне сделать, чтобы оборона пала? Купить тебе что-нибудь? Подарить? Я с ума схожу, Настя, запреты на меня отвратно действуют. – Он сокрушенно падает на барную стойку. – Я только о тебе думаю.
– Господи, какой ты лицемер.
– Да я клянусь!
– Это будет самое долгое похищение в моей жизни, – бормочу я себе под нос, тяжело вздохнув.
– Кстати да, я ведь могу тебя просто связать.
– Ха-ха-ха, Тима. Я даже буду чувствовать себя польщенной. Как человек, который окончательно доломал твою жизнь и карьеру.
– Ну Настя, – повторяет он. Подходит, берет меня за руку. Прижимает к груди и заглядывает в глаза.
Хохочу!
– Какая экспрессия! Какие взгляды!
– Как насчет свидания?
Качаю головой.
– Я же сказала, что нет. Я, может, и в рабстве, – киваю на ведро с грязной водой, – но не в сексуальном. Так мы не договаривались. – Пытаюсь отнять руку.
Он позволяет лишь после третьей попытки.
Я приступаю к измерению рулеткой очередного шкафчика. Тим – вновь за барной стойкой.
– Я подарю тебе кубок, который получу в гонке в Нюрбургринге. Хочешь?
– Увы, меня не интересуют кубки.
– А что тогда?
– Влюбись.
– Что-о? – тянет Тим, брезгливо рассмеявшись.
– Нюрбургринг – одна из самых опасных трасс в мире, с кучей сложнейших участков. В общей сложности там погибло под сотню гонщиков и неизвестно сколько туристов. На ютубе я просмотрела на днях десятки видео с авариями! Но… победа в гонке звучит для тебя правдоподобнее, чем втрескаться, верно?
Пару мгновений он недовольно меня разглядывает. Флер придурка скинул, теперь настоящий. Такой Тимофей меня пугает, а еще… именно такой мне нравится.
Наконец, он произносит:
– Кубок хоть продать можно, а любовь – это эфемерная субстанция, благодаря которой можно максимум накатать пару слезливых стишков. Толку никакого.
Я вновь подхожу, тоже опираюсь локтями на стол, зеркаля его позу, прикусываю нижнюю губу.
– Я жалостливая, Тим. Если бы ты влюбился и страдал, то возможно, я бы и переспала с тобой пару раз чисто из жалости.
Он досадливо морщится и отстраняется.
– Ну Настя.
Пожимаю плечами и отвечаю резко:
– Ты спал с моей сестрой. Точка.
Я возвращаюсь к работе.
– Какое-то проклятье. А сейчас тебе меня разве не жалко? – басит Тим пафосно.
– Нет.
– Да ептиль! – Он выпрямляется. – Две близняшки, Насть, пусть не одновременно, но… – опять включает идиота.
– Какой ты мерзкий.
– Вечером сделаю тебе массаж, а там посмотрим.
Я снова громко смеюсь, пока Тим не уходит, кажется полностью собой довольный. Засранец. Киплю от негодования, но остаток дня прокручиваю в голове наши дурацкие диалоги и улыбаюсь.