***

Прошло несколько дней с того самого ужина, а из мыслей все еще не выходил странный выпад незнакомого мужчины. Отчасти, я была виновата, что без спросу вошла в его кабинет. Что мной движело в тот момент, точно сказать невозможно. Мне просто стало любопытно. А приоткрытая дверь и вовсе склонила к преступлению. Первым, что бросилось мне в глаза – это идеальная чистота и порядок. Паталогическая педантичность хозяина этой комнаты настораживала и с порога предупреждала, что этот человек опасен. Он мог ослепить собой, обездвижить и заполучить всё, что только его душе угодно. Вторым, что я заметила своим взором – это были фотографии. Их было очень много и для них отведена целая полочка. Я подошла ближе, любопытствуя, кто же был в окружении такого мужчины, как Палач. Молодая девушка с мальчишкой лет пяти позировали фотографу и радостно улыбались. Фотография определенно любительская, а фоторамка, в которую она была помещена с правой стороны в уголке настолько протёрлась… Именно этот снимок был дорог Сергею. Тем чаще он брал в руки рамку, тем оставался след и стиралась краска. А дальше… всё пошло не так, как хотелось бы. Меня поймали на месте преступления. Виновата – да. После случившегося остались смутные сомнения продлевать свой двухнедельный отпуск, а вот уверенность, что надо возвращаться обратно в Нью-Йорк, лишь укоренились в голове.

— Я не понимаю? — взволнованно переспросил отец, когда я поставила его перед фактом своего отъезда через пару дней. — София, что произошло, дочка?

Мой отец хмурился, недоумевая, с какой стати я бежала из родного дома.

— Ничего не происходило. Мне просто надо вернуться. Работы много, пап.

От фыркнул.

— Ты могла бы жить со мной, София. Зачем работать? — возмутился папа. — Если так необходимо, я в своей компании дам тебе место. Будешь руководить пиар-проектами. Все равно искать менеджера с подходящими критериями, — буднично изъяснился он. Я отрицательно замотала головой.

— Нет, пап, — ответила и подошла ближе к своему родителю, — мама не хотела, чтобы я даже частично принимала участие в твоем бизнесе. Она хотела для меня совсем другого – чего-то приземленного, понимаешь? — воодушевлённо рассказывала я, папа разулыбался при одном лишь упоминании о маме.

— И тем не менее она подвергла тебя самой травмоопасной затеей – балет. Суровое испытание для хрупких тел, моя дорогая. Если бы ты знала, как я сопротивлялся ее идее сделать из тебя великую балерину, — папа рассмеялся, но смех получился надломленный.

— Возможно, я сама бы не выбрала этот вид искусства, пап, но и совершенством я все равно бы не стала, — покачав головой, я вздохнула.

— Ты моё совершенное совершенство, дочь, — папа притянул меня в крепкие родительские объятия. — Может еще передумаешь и останешься на неделю хотя бы?

Я закивала.

— Хорошо. Перенесу билет на следующую пятницу, пап.

Мой старик засиял, ослепляя улыбкой и блеском в глазах. Затем мы поговорили обо всем и ни о чем конкретно. Лишних вопросов от него о своей ране я более не слышала, а если и затевалась тема в этом русле, то я уклончиво объяснялась о случайности. Обедая, я вдруг вспомнила, что, надо мне позвонить Максу. Друг небось с ума сошел, что мы не созванивались. А с другой стороны, Максу пора прекращать надеяться, что я отвечу ему взаимностью. Мы – друзья. У него есть Тесса, а у меня… работа.

— Пап, я сегодня планирую прокатиться по городу, — сказала я. Он отложил утреннюю свежую газету в сторону на угол стола. Весь внимание. — Пропаду на пол дня, а вечером мы могли бы поужинать вместе. Я с удовольствием накормлю тебя собственноручным шедевром.