— Проходи, — Стас ловит меня за плечи и осторожно тянет вперед, огромным телом тараня толпу. — Исмаил скоро приедет. Так, ты будешь стоять вот здесь, рядом с ним. Скоро принесут второй микрофон.

Чувствую привычное волнение, которое легонько покалывает в кончиках пальцев. Я в детстве очень часто теряла сознание на большой сцене, лишь с годами удалось преодолеть этот недуг, чему помогло преподаванием в родном университете. А теперь меня изредка накрывают отголоски прежней эмоциональности только перед большой и важной публикой.

Беру и проходящего мимо администратора книжку в твердом белом переплете с темно-золотой надписью “Услышь себя!”, чтобы справиться с волнением. Средней толщины, внутри черно-белые картинки с эффектом разбрызганных чернил, как будто кто-то делал зарисовки здесь же.

— Нравится? — слышу позади английскую речь.

— Вполне, — сдержанно отвечаю и медленно оборачиваюсь. Исмаил выше меня на пол головы, в темно-синих джинсах, обманчиво простом сером свитере с логотипом именитого бренда и белых кроссовках. Волнистые каштановые волосы уложены гелем, никакой щетины и неизменные очки-авиаторы.

— Я сам рисовал, — гордо заявляет Исмаил. Для мужчины он обладает довольно высоким тембром голоса, эдакий лирический тенор с чуть приглушенным тоном, как будто посвящает в какую-то тайну.

— У вас отлично получается, — вежливо дергаю уголками губ.

— Долгие и упорные труды, Вероника, — мужчина наклоняется и целует мне руку, от чего становится неприятно, но половина женщин, видимо, за нами подглядывающая, недовольно вздыхает. А мне, глядя сверху, удается увидеть длинные ресницы Исмаила.

— Вы уже успели про меня узнать?

— Конечно, ваш выпускающий редактор постарался как следует пропиарить вас за мой счет. — Мужчина достает из заднего кармана белый флаер, где на главном развороте чуть ниже имени спикера написано: “Переводчик Вероника Лаевская”. — Но я не обижаюсь. Вы хорошо смотритесь рядом со мной.

Стас! Значит, это он все заранее подстроил! Брошюры выпустились задолго до того, как он попросил меня подменить их штатного переводчика.

Встряхнув головой и отбросив лишние мысли, задаю всякие вопросы о книге, мысленно приспосабливаясь к необычному акценту Исмаила. Его речь не точна до скрежета зубов. Наоборот, местами она плавная и вязкая, как зыбучие пески.

Вопреки моему скепсису, читатели и журналисты очень горячо встречают Исмаила. Расставленные квадратные “скульптуры” охранников в черных пиджаках — это единственное, что не дает фанатам упасть в ноги своего кумира. Мелькают вспышки камер, льются вопросы, доходящие до личной жизни коуча, которую он тщательно скрывает.

После конференции Исмаил весьма навязчиво хватает меня за локоть и тащит в гущу толпы, ссылаясь на то, что ему без меня не справится. Заботливо подает мне бокал шампанского, улыбается в камеры. Аж противно.

— Мама! — мои мысли разрезает панический голос Ромы, и все, как и я, поворачиваем головы к двери. Сын, весь мокрый насквозь, видит меня и стремительно подлетает, не успеваю я и шага сделать под неусыпным контролем Исмаила. В последний момент удается вырвать руку и отойти в сторону. Впрочем, именно теперь появляется воспитательница с огромными, как блюдца, глазами.

— Малыш, что случилось? — убираю с его лба кудряшку, а сама вздыхаю, ведь пока шла сюда, тщательно просканировала территорию на наличие какие-нибудь водоемов.

— Я не виноват, — нижняя губа сына чуть подрагивает. — Просто… Там Витька толкнул меня.

— Куда?

— В пруд. Мы на рыбок смотрели.

Я молча поднимаю глаза на молчаливую девушку, от былой уверенности которой давно не осталось и следа. Боковым зрением замечаю движение, и темно-синее пятно быстро становится ногами.