- Женщины в порыве страсти какие только глупости не говорят, Катерина, - тон Глеба смягчается, становясь вкрадчивым и примирительным. - Вспомни, ты сама хотела.. - он тянется ко мне рукой, но я отшатываюсь. Даже его запах мне отвратителен.

- Не трогай меня.

Лицо Глеба вновь становится жёстким.

- Хватит недотрогу из себя корчить. Никаких заявлений я подписывать не собираюсь и дурить не советую. Тебе эта работа по блату досталась и такую зарплату ты даже со своей красивой мордашкой не найдешь. Матерей-одиночек с руками-ногами не отрывают, как ты знаешь. Максимум что тебе светит -то работа секретарем с задприпанной фирме, где тебе придется раздвигать ноги перед толстым стариком.

От этих грубых хлестких слов я столбенею. Смотрю на Глеба, хлопая глазами, и не могу поверить, что действительно все это слышу.

Начальник мое молчание расценивает по-другому. Подходит вплотную, кладет руку мне на поясницу и притягивает к себе.

- Ну вот ты и задумалась. Умная моя красивая девочка. Сейчас возвращайся к себе в кабинет, а после работы поедем с тобой в ресторан. Можем дочку твою с собой взять. Она десерты любит?

Упоминание Машки выводит меня их состояния транса. Я замахиваюсь и со всей силы отвешиваю Глебу пощечину.

- Ни при каких условиях такое животное как ты не коснется моей дочери. Если не подпишешь заявление, я пойду в полицию. И если понадобится, сделаю анализ крови! Уверена, ты мне что-то подмешал.

Лицо Глеба заметно бледнеет и лишь на щеке алеет пятно от моей ладони. Мне жутко страшно. Потому что в этом момент я вдруг понимаю, насколько я одинока и беззащитна. Этот мужчина может запросто меня ударить, и меня будет некому защитить.

- Увольняйся, ненормальная, - глухо шипит он. - Заявление на ресепшене заберёшь.

Я выхожу их кабинета с гордо поднятой головой, хотя внутри меня колотит от ужаса и отчаяния. Лишь когда я остаюсь одна, то позволяю себе разререветься. Оказывается, я так устала споавляться одна, без поддержки.

Со мной произошло самое страшное, что может случиться с женщиной, а мне даже выплакаться не кому. Потому что Вольский прав: меня не поймут и не поверят. Скажут, что я сама ходила на свидания и что вино в меня никто не заливал. Я даже дома погоревать как следует не смогу, потому что там Машка. Она у меня очень чуткая и все видит. Если у нее нет отца, то по-крайней мере мать должна быть сильной.

Около получаса уходит на то, чтобы собрать вещи. Понятия не имею, чем я буду платить за аренду квартиры, но оставаться здесь я не могу. Что- нибудь придумаю. Выживать я научилась. Благо у меня есть самый лучший стимул: моя дочь.

С сумкой и большим пакетом в руках иду к лифту. Слез больше нет, только в груди застрял холод. Ничего- ничего. Я со всем справлюсь. Просто нужно перетерпеть.

Не глядя, шагаю в открывшиеся двери и утыкаюсь в кого-то твердого и приятно пахнущего.

- Привет, Кать, - раздается рядом с волосами голос Сергея.

Сердце начинает гулко биться, а слезы вновь подступают к глазам. Так вышло, что в моей жизни, помимо Машки, ближе него у меня никого нет.

- Здравствуй, - я прячу покрасневшие глаза и проскальзываю вглубь кабинки. Двери съезжаются, однако Сергей остаётся стоять на месте.

- Ты куда собралась посреди рабочего дня? - он выразительно смотрит на мой пакет.

Рано или поздно он все равно узнает, что я больше не работаю у Вольского, поэтому молчать не имеет смысла.

- Я только что уволилась. Еду домой.

- Почему уволилась? - голос Сергея становится строгим и требовательным.

- Это неважно.