Промелькнувшая в глазах отца ярость вперемешку с досадой заставляет меня поморщиться.

— Если бы не был моим сыном, придушил бы тебя, щенок! Надо было позволить Филатову пристрелить тебя.

— Так чего не дал? Проблем было бы меньше, не так ли?

У отца от гнева багровеет лицо. Он протягивает к моему горлу руки.

— Ну, давай! — подначиваю его.

— О, Мура. Прошу, сжалься над непутёвым!

Внезапный тычок, и отец отступает на шаг, а мать, падая на пол, удерживает его за талию.

— Пощади его!

— Мам, да прекрати ты уже! — не сдерживаясь, повышаю голос. — Разве не понимаешь, что ты и девочки для него уже в прошлом. Хватит унижаться перед ним. Прими свою участь достойно.

Мать резко вскакивает на ноги и молниеносно смотрит на меня возмущённым взглядом, а следом мою щеку обжигает хлёсткая пощёчина.

— Как ты смеешь унижать меня перед отцом? — спрашивает осипшим голосом.

В кабинете повисает молчание, в котором слышно, как тяжело дышит мать.

Все смотрят на меня.

— Что? Думаешь, что, ударив меня, поднимешься в его глазах?

В моём тоне прослеживается откровенный сарказм.

Мать молчит. Тогда я перевожу взгляд на отца.

— Ты знаешь, я жалею, что ты нерусский! Тогда тебя можно было бы взять за твои причиндалы и заставить отвечать по полной перед своей семьей. Мать на это имела бы полное право.

— Закрой рот, несчастный! — взвивается мать.

— Я ухожу! Не могу больше видеть твоего уничижения! Это выше меня! Ты разочаровываешь меня, мам!

Но мне не удается и шагу сделать, как отец хватает меня за грудки, встряхивает.

Но я уже не пацан. И со мной такие штуки не прокатят. Перехватываю его запястья, резко дергаю вниз и от себя. Ткань рубашки трещит по швам.

— Ты зарвавшаяся псина! — ревёт, как зверь, отец, набрасываясь на меня.

У меня чешутся кулаки ответить. Но послышавшийся детский крик, а следом и плач останавливают. Побои со стороны отца в нашей семье — не новость. Именно из-за этого я и сбежал из дома к Ахмеду в Россию. Подальше от этого изверга. Мать он не трогал, сдерживался. Отыгрывался на мне. Моё тогда ещё неокрепшее, подростковое тело было похоже на один сплошной синяк. Никогда этого не прощу и не забуду ему. Почему я себя чувствую сейчас так же, как в далеком прошлом?

— Гад! Недоносок! Дрянь!

— Паааапа! Паааапа!

— Мура! Прекрати! Пожалуйста!

— Пааап!

Крики доносятся откуда-то сбоку. А последний:

— Амир! Амиира, вставай! — звонкий, испуганный голос младшей сестренки будто отрезвляет меня.

В то же мгновение я, увернувшись от кулаков отца, вскакиваю с пола. Отец на секунду замешкивается, опешив, видимо, от моего поступка.

— Ты мне вздумал сопротивляться? — рыкает отец так, что в ушах звенит.

Но да, я готов. Это полный абсурд: драться с отцом из-за тёлки. Ведь именно эта стерва послужила причиной всей ситуации, но старый хрыч просто не оставляет мне выбора.

— Я советую тебе разойтись со мной по-хорошему, — угрожающе цежу сквозь зубы, окидывая отца с головы до ног враждебным взглядом.

Отец дышит яростью. Напряженный взгляд и выжидательная поза говорят о том, что он не готов меня отпустить, не в его это правилах: отпускать до того, как сломает. Значит, придётся принять вызов ― другого выхода нет.

Я уже делаю первый шаг, когда он хватает меня за руку и тянет к себе. Хищный оскал искажает лицо в гримасе. И в этот момент я понимаю: всё это время он был на грани, ещё немного, и он просто сорвётся.

— Ты пожалеешь о том, что сегодня сделал. Сучий сын! — рыкает и заносит кулак, чтобы ударить в лицо.

— Гори в аду, чудовище!

Клацаю зубами, отклоняюсь назад и со всего маху наношу удар лбом. Он приходится точно на переносицу. Хруст ломающейся кости зависает в воздухе.