Представляю себе это. Картина вырисовывается потрясающая. Сначала в белье по подъезду скакала, а потом уснула в квартире чужого мужчины. Узнай мое руководство, меня из школы бы выгнали сию же секунду.

– Спасибо за готовность приютить, но мне действительно нужно попасть домой.

Только как? Озадачено опускаю взгляд. Я без ключей, мобильного и денег. Вообще без ничего.

– Прощать его надумала?

Вскидываю взгляд на пристально смотрящего на меня мужчину.

– После случившегося? Нет, конечно.

Хоть это и горько, но Лёше удалось за один вечер уничтожить мою любовь. Растоптать и унизить. Сначала изменой, а потом тем, что выкинул меня за дверь.

– Хорошо подумала? Потому что если да, то я вмешиваться не стану. Сами разбирайтесь. А если нет, то могу помочь.

Встречаюсь с его прищуренным взглядом. Смотрит на меня, как аппарат рентгена. Теперь понимаю, почему этот мужчина работает в органах. На допросе я бы с ним не хотела оказаться.

– Точно нет.

– Ну, тогда пойдём, – ударив ладонями по столу, решительно встаёт.

– Куда? Ты арестовывать его будешь? – поднимаюсь следом.

– За то, что в койку с другой сиганул? Нет. И за то, что в подъезд тебя выставил, тоже к сожалению, не привлекают. Но побеседовать – это я могу.

И что—то мне это его «беседовать» не нравится. Кроется в голосе неприкрытая угроза.

Максим выходит из квартиры, а я тороплюсь следом. Прямо так, в его футболке.

Лера

В подъезде холодно, а я в мужских тапочках и футболке топчусь перед своей квартирой. Замечательно.

В очередной раз приложив ладонь к двери, понимаю, что открывать мне Алексей не намерен.

– Отойди—ка, дай я попробую.

Максим легко отталкивает меня в сторону и с такой силой прикладывается к двери кулаком, что мне становится страшно за то, что придется после него выравнивать металл.

Такой удар Леша однозначно не сможет проигнорировать.

Вот только я ошибаюсь. Нужная мне дверь не открывается, зато открывается другая.

– Что здесь происходит? – сначала появляется любопытный нос Людмилы Ивановны, а затем и все ее лицо с большими круглыми очками.

Линзы на них очень сильные, из—за чего кажется, что глаза занимают половину лица.

– Максим, это ты?

– Я, баб Люда, – мимоходом поворачивается к ней Максим.

– А ты чего это в чужую квартиру лезешь? От мужа ее прячешься?

В голосе столько ядовитого интереса, что им вполне можно было бы испортить урожай. Меня тут же обдает этой кислотной волной – как в душе, только не водой, а стыдом.

Всевидящее око нашего подъезда обводит меня осуждающим взглядом, а я машинально натягиваю и без того длинную футболку ниже.

Щеки жгут от унижения. Все. Завтра (а скорее уже через полчаса) о моем падении узнает каждый старик и младенец в округе. Людмила Ивановна – ходячий телеграф на ножках с гипертрофированной антенной.

Теперь мне придется покупать паранджу, чтобы можно было свободно выходить во двор. И лишить себя перспективы получить статус местной распутницы от доблестных подружек Людмилы Ивановны.

– Да если бы мы прятались, – спокойно произносит Максим, – мы бы не в дверь ломились, а через балкон полезли. Через ваш.

Театрально заглядывает в ее дверной проем, будто пытается рассмотреть этот самый балкон. И примеряет его в качестве побега.

– Почему через мой? – старушка ахает.

От удивления очки съезжают ей на кончик носа.

– Чтобы следы замести.

– Ты смотри на них. – хватается за дверную ручку, перекрывая нам путь, – Сами здесь разврат разводите, а потом следы заметаете. Тьху. Нет, меня в этот позор не втягивайте. На балкон я вас не пущу.

– Ну тогда быстрее закрывайте дверь, а то мы сами войдем, – почти на полном серьезно говорит сосед.