Беременных вообще разводит?

Вроде был же какой-то закон, что нельзя…

Вот только проблема в том, что у меня не только дочь. У меня трое детей.

И теперь идея вернуться к родителям не кажется такой заманчивой. Я же не могу бросить мальчиков?

Или как? Просто помахать рукой и уехать, сделав вид, что они не стали для меня родными за столько лет?

Интересно. Сказал бы кто-то так настоящей маме? Брось своих детей, живи дальше.

А они мои.

Пусть доводят меня до слёз или в самое сердце ранят. Но я не люблю их меньше лишь из-за того, что сейчас у нас проблемы.

Они ведь…

Мои.

С первой встречи. Когда два настороженных соколёнка встретили меня в гостиной. Я была напугана ничуть не меньше их.

Как меня примут? Что делать с детьми? Ох, старшего ведь зовут Тимур, правильно? Хоть не перепутаю?

Столько мыслей кружило. А Паша прижимал меня к себе, безмолвно давал свою поддержку.

– Привет. Меня зовут Тимофей, мне пять лет, – скороговоркой выдал мальчик. – Папа сказал, чтобы мы были вежливыми и рассад… Расиду…

– Рассудитильными, бестолочь, – неправильно подсказал старший, закатывая глаза. – И я ничего не обещал. Меня нельзя купить игрушками. Я взрослый. Мне уже целых восемь.

– А если подкупить домашним шоколадным печеньем?

Протянула неуверенно. Это была моя взятка старшему, которую подсказал Паша. И она сработала.

К вечеру Тимофей обустроился на моих коленях, показывая все свои рисунки. А Тимуша объяснял, как играть на приставке.

Я не собиралась становиться мамой двоих в двадцать. Но так получилось. И я ни разу не пожалела об этом выборе.

Всё ведь было так хорошо. Даже когда плохо. Потому что семья это семья. Ты её принимаешь любой.

Черт, Паша!

Что же ты сделал с нашей семьёй?

И как теперь быть?

3. Глава 3

– Тим, куда ты лезешь?!

Слышу знакомый голос за дверью, тут же подбираюсь. Пытаюсь привести себя в порядок.

Не хочется мальчиков пугать своим видом. Они невиноваты, что их отец мудак.

Дверь распахивается, в палату вваливаются Тимы. Вечно они так.

Потасовку устроят, чтобы первыми войти.

Но сейчас застывают на пороге. Настороженно смотрят на меня.

Всё такие же испуганные соколята, хоть и вымахали.

– Привет, – произношу первой, молчание и так затянулось. – Как вы?

– Хорошо! – с готовностью отзывается Тимоша, несмело подходит ближе. – А ты как? Папа сказал, что тебя нельзя расстраивать.

– Нельзя, да. Но я скоро буду в порядке. А разве вы не должны быть в школе?

– Папа сюда нас сплавил. Я не хотел, – Тимур фыркает, направляясь к креслу. – Но не собирался оставаться со Сталиным.

– Тим! Нельзя так её называть.

– Моя бабушка, как хочу, так и называю.

Анна Станиславовна, моя свекровь, давно получила это прозвище. В принципе, недалеко от правды.

Прекрасная женщина. Заботливая и внимательная. И, естественно, знает всё лучше остальных.

Вместо расстрела – слёзы и истерики, вечные нравоучения.

Тимур разваливается в кресле, забрасывает ноги на подлокотник. Демонстративно вставляет наушники.

– Раз тебя трогать нельзя, то я вообще говорить не буду.

Заявляет, включая музыку. Полностью отрезает себя от нас.

Вздыхаю.

Всё нормально. Я к этому привыкла. И сбежать от трудных подростков не хочется.

Подзатыльник дать – очень.

А уходить…

Ну, кто таких лапочек бросит?

– Он не признается, – заговорщически шепчет Тимоша. – Но Тимка тоже испугался. С папой поругался, не хотел уходить отсюда.

– Ага, заметно, – не удерживаюсь от колкости.

– Правда! Когда я тебе врал?

– Когда подбросил жабу папе в портфель? Когда выбросил всё мясо из холодильника? Или когда очутился на каком-то митинге экоактивистов, а должен был быть в школе?