Когда мы с Аней влетели к нотариусу, солидной даме пост бальзаковского возраста и с башней на голове, то наткнулись вначале на её недовольство. Но затем, когда Анечка послушно уселась на стул, сложив лапки на коленки, дама глянула на ребёнка с благосклонностью.

Анечка стащила шапку, сверкая рыжими косичками и во все глаза, следила за тем, как огромным штемпелем проштамповывается наша бумага. Ну всё! Новое увлечение обеспечено!

Когда мы вышли на улицу и последний на сегодня солнечный луч, запутавшись в Анютиных кудряшках, вспыхнул, убегая за горизонт, серьёзный и суровый адвокат, представившись, прощался с моей дочерью, теплея глазами.

Завораживающее зрелище.

– До свидания, Алексей Вареньевич, – очень важно ответила ему юная леди и я прикусила губу, чтобы не улыбаться слишком широко.

В общем, расстались мы довольные друг другом. И в прекрасном настроении, чувствуя, что сделала всё правильно я, не замечая пробок, доехала до дома.

Анюта устала топать по ступенькам, и мне пришлось нести ее на руках.

То, что всё не так, я поняла уже на третьем этаже. Громкая знакомая музыка вновь долбила басами, выливаясь из нашей двери. Вместе с клубами дыма. На площадке между этажами перед открытым окном курила знакомая компания. Уже весёлая.

Злость вспыхнула во мне взрывом, пожаром, как бензином по углям!

– Что здесь происходит опять? – рванула я на себя входную дверь.

15. Пятнадцатая глава

– Сонечка! Всё, базара ноль! Пацаны, валим! – скомандовал Юрка, перекрикивая музыку и, пошатнувшись, махнул неопределённо рукой.

Затем прошёл к себе в комнату и выключил звук.

Как ни странно, но все молча поднялись и, здороваясь со мной в дверях, гуськом, дурачась и изображая из себя послушных зомбиков, шаг в шаг, покинули квартиру. Последней уходила Катерина. Она взглянула на меня и с гордостью сказала:

– Как ты и просила, мы в комнате не курили!

– Спасибо, – прошипела я в ответ осипшим горлом и заложенным носом.

И ведь не скажешь ничего! Они выпившие, смысл сейчас что-то говорить? Ничего не услышат. А то, что от их старания только хуже, так...

Когда двери за последним посетителем закрылись, я, поставив притихшую Анюту на пол, кинулась открывать все окна в надежде проветрить.

– Посиди с Анечкой полчаса, я проверю и уберу за ребятами! – зашла я в комнату к маме и обомлела.

Мама сидела в наушниках, как обычно, перед открытым окном. За столом с ноутбуком. Но в отличие от прошлого раза я отлично видела, что она смотрит с таким сосредоточенным лицом.

На экране мелькали кадры нашей далёкой жизни. Когда папа был жив, а мы с Юрочкой были маленькие. Когда мама была счастлива.

Но то, с каким лицом она смотрела это домашнее кино, меня напугало.

Так смотрят на хроники войны, с таким лицом выносят приговор, такими больными глазами себя казнят!

Мамочка! Зачем ты ищешь свою вину там, где нет? Зачем ты казнишь себя прошлым, наказывая в настоящем своих детей?

И что мне с этим всем делать?

– Мам, – я тронула за плечо, и она вздрогнула всем телом, быстро выключив экран.

– Мам! Мне нужна твоя помощь сейчас. Не отказывайся, прошу! Я не справляюсь одна. Мне сложно на первых порах. Пожалуйста, прочти Анюте три страницы сказки, пока я приведу квартиру в нормальное состояние, – говорила я, не давая ей перебить себя и напирая на чувство долга.

Если в начале моей речи мама злилась, что я увидела её тайну и готова была отчаянно отстаивать свою невиновность и мировоззрение, то к концу приняла моё нежелание ничего с ней срочно обсуждать и, казалось, успокоилась.

А я ринулась из комнаты со всей возможной скоростью.