Муж появился на пороге через сорок минут, за которые я себя успела извести.

— Почему ты ему ничего не объяснила по поводу матери? — спросил холодно Ярослав. Таким тоном он говорил с ответчиками и оппонентами.

— А ты мне что-то объяснил? — я встала с его кресла и прошла к дивану. Села на него с ногами и обняла подушку.

— Что тебе было непонятного в том, что я сказал, что он живет с нами? Что за сказки ты ему рассказывала? — зло произнёс Ярослав.

— Я говорила то, что было по меньшей мере логичным! — вспылила я. — А ты бы мог предупредить, что малыш потерял бабушку, а не ставить меня перед фактом, когда у ребенка начнётся истерика. Когда она скончалась?

— Какая тебе разница? — брезгливо спросил Ярослав и вытащил из бара коньяк. — У тебя есть задача: воспитывать детей, зачем ты лезешь куда-то?

— Может потому что мне для того, чтобы воспитывать, надо хотя бы что-то знать? — парировала я.

— Тебе достаточно знания, что по документам ты его мать и все… — отрубил муж и я не выдержала.

— Яр, это не так делается, — я отбросила подушку и встала. — Ты должен понимать, что если я и играю по твоим правилам, то это только из-за сочувствия к ребёнку, но явно не из-за твоих приказов. Для меня ты предатель…

Яр со звоном поставил на стол бокал и медленно повернулся ко мне. В его темных глазах бурлила всеми оттенками чёрного бездна.

— Да что ты знаешь о предательстве, Вик? — спросил он холодно и зло. — По тебе предательство это измена, да? А по мне предательство это когда любимый человек отказывается жить. Кричит и плачет, чтобы его отпустили. И самое дерьмовое, Вик, что малодушие, жалость, понимание, они толкают на то, чтобы принять эти желания.

Я застыла не в силах что-то ответить на такое заявление.

— Если уж говорить о предательстве, то я с ним живу последние годы. И каждый раз задаюсь вопросом, а действительно ли ты хотела уйти или это был бред? Потому что если первое, то все, что я делаю, наша дочь, наша семья это зря! Потому что я тебя просто держу тебя возле себя.

Если Ярослав считал, что я могла как-то иначе реагировать тогда, то он ошибался. Это невосполнимое горе — потерянный ребёнок, и любая мать на моем месте не хотела бы жить. Вариться в иступляющей боли, которая кожу заживо сдирала .

— Так если я тебя предала… — онемевшими губами сказала я. — Оставил бы. Зачем живешь с предательницей. Хотя погоди! Ты и так оставил. Ушёл к другой в то время, когда я оплакивала нашего ребёнка. Ты в это время был с его матерью. Ты жил, а я существовала!

Мой шепот звучал все ниже, а слёзы лились из глаз без остановки.

— Так что же ты, такой преданый, — сказала я, подавшись воздухом. — Что же ты не бросил меня предательницу? Что же не ушёл?

Ярослав бросил на меня взгляд и меня прижало к полу.

Острый нож провернулся в сердце, выворачивая его наизнанку.

Душа заскулила.

Потому что во взгляде супруга, который был для меня всем миром, я увидела вину.

Губы дрогнули, и я заторможено произнесла:

— Ты и хотел тогда уйти от меня… Яр, ты же… поэтому ребёнок родился… Ты хотел уйти…

7. Глава 7

Мои губы затряслись. Я приложила к ним ладонь, чтобы не закричать.

Он хотел уйти. Ему осточертела жена калека, которая ни родить не смогла бы, ничего другого сделать. Он был в подвешенном состоянии, где на одной чаше весов была я, авария, потерянный сын, а на другой — женщина без проблем, без истерик, без боли.

— Что тебя остановило, родной? — спросила я, присаживаясь на диван. Хотя больше было похоже, что я на него упала. Я снова ощущала боль во всем теле. Снова мне дробило кости. Снова бессонные ночи и голоса врачей были рядом.