А сейчас не понимаю, что именно жую, не чувствую, с таким же успехом я могла бы покрышку в рот отправить и разжевать.

Всеволод глаз с меня не сводит, наклоняется слегка и отправляет в рот остаток торта с вилки, при этом делает это так агрессивно, что у меня коленки слабнут, ведь я до сих пор реагирую на этого мужчину всем телом.

Я глаз с мужа не свожу, а зал взрывается аплодисментами, а затем до слуха доходит слово, которое сейчас кажется самым страшным…

16. 12

У меня сердце в груди застывает, когда все собравшиеся начинают кричать:

– Горько! Горько! Горько!

И это действительно горько! Мне горько! Обидно! Невероятно больно!

– Горько! Горько! – скандирует толпа.

Всеволод обращает на меня взгляд, смотрит так, словно не целовать меня собрался, а как минимум будет душу из меня вынимать.

– Ну что, женушка, не будем разочаровывать собравшихся?!

Задает вопрос и бровь заламывает, а я просто смотрю в его лицо и слегка отрицательно качаю головой, даю понять, что не хочу…

– Сева… – удается лишь вымолвить каким-то писком, когда я ощущаю сильные пальцы, которые скользят по моей спине, притягивают, соскальзывают вверх по шее и путаются в моих волосах, фиксируя в хватке, из которой я могу выпутаться, только оставив скальп в руках Доронина.

– Покажем, как ты умеешь страстно отвечать на поцелуй, да, Ника?!

Я смотрю в лицо мужчины, который улыбается присутствующим так, что у меня душа в пятки уходит, потому что неожиданно для себя я понимаю, что просто не вынесу этот поцелуй. Да и не поцелуй это вовсе, а укус ядовитой змеи, которая впрыснет яд и отравит все то, что во мне еще живо, сердце мое остановит…

– Горько! Двойня у них будет! Горько!

Наверное, я бледнею, потому что Доронин смотрит на меня, как-то странно нахмурившись. Притягивает к себе, держит своей сильной рукой так, что просто не дернуться, не вырваться из захвата. Он очень и очень сильный мужчина, возвышающийся надо мной на добрую голову. И раньше, когда Сева меня на руках носил, словно я пушинка и ничего не вешу, я только смеялась и обнимала любимого мужчину за шею, а сейчас… сейчас я осознаю, что это машина, с которой мне не справиться, он двумя пальцами меня скрутить может, а устраивать истерику прямо перед всем залом я не хочу!

Тошно мне! Мерзко! И единственное, чего хочу побыстрее закончить с этим фарсом, бежать куда глаза глядят, скрыться, испариться, улететь далеко-далеко, где нет места боли этой и горечи…

– Горько! Горько молодым! Горько!

Вновь крики и улюлюканье, аплодисменты. Я упираюсь ледяными ладонями в грудную клетку мужчины, но у меня неожиданно не хватает сил оттолкнуть от себя Доронина, не хватает сил на то, чтобы вообще дышать… С каждой секундой корсет платья, словно удав, сжимается вокруг меня будто бы все сильнее. Ощущение такое, что еще чуть-чуть – и мне переломает ребра, распахиваю губы, чтобы мелкими глотками кислород проникал в легкие, но… ничего не выходит.

Я слышала, что такой иногда бывает паническая атака, когда кажется, что задыхаешься и воздуха не хватает, но моя агония по ощущениям все длится и длится. Я, как в замедленном кадре, наблюдаю за тем, как Всеволод наклоняется ко мне.

Кажется, что мир замирает, звуки смазываются и остается только эта секунда, где надо мной нависает самый настоящий мифический демон с идеальными чертами лица, за которыми скрывается самое страшное чудовище, которое только может быть.

Мой уже муж собирается поцеловать меня… поцеловать после того, как его губы минутами ранее другую пленили, другую ласкали! Он на нашем брачном ложе с другой был, а сейчас ко мне этими губами притронуться хочет?!