— Господи, мама, ну что ты там делаешь-то?.. Яры нет, потому что она у меня в гостях.

Я оборачиваюсь на свое имя, а она закрывает лицо рукой. Видимо, ее мама поехала ко мне домой. Удивительно, но Валентина Степановна и ее мать — подруги.

— О боже. Да какое тебе дело? Зачем ты в это все лезешь, я не понимаю?

Она сбрасывает вызов.

— Поехали, наверное, к тебе, потому что эта женщина сейчас все перевернет. Моя мать только узнала, что вы с мужем расходитесь с ее подачи, и пошла узнать, в чем дело. А с умениями твоей свекрови все преувеличивать, ты будешь врагом народа.

Быстро прибрав на кухне и вызвав трезвого водителя, спускаемся вниз. Мы выезжаем спустя десять минут. Света всю дорогу нервничает, и я, если честно, тоже, хотя не знаю почему.

Едва войдя в дом, я слышу смех и вижу, как они смеются, сидя за столом в гостиной. Они так беззаботны, словно ничего не произошло и не происходит.

Дочь выходит из-за угла и, натолкнувшись на нас, удивленно смотрит на мою подругу.

— А ты что тут делаешь?

Мы обе опешив смотрим на эту беспардонную девчонку, и меня накрывает волной гнева и стыда.

— Ты что себе позволяешь, Ольга? Как ты смеешь так разговаривать с моей подругой, которую я пригласила к себе? Этот дом мой, и я вправе приводить сюда кого угодно!

Дочь закатывает глаза в своей манере.

— Господи, мама, ты, как всегда, ничего не видишь дальше своего носа. Она строит из себя подругу, а на деле за твоей спиной чего только не делает.

Меня пробирает до костей от ее презрения. Света вообще стоит, не шелохнувшись, и смотрит на меня круглыми глазами.

Уже хочу возразить и заткнуть рот дочери, как дверь позади нас открывается, и входит сестра Светы.

— Мам, я приехала за тобой, собирайся.

Мы сталкиваемся взглядом, и меня словно в затылок бьет ее имя — «Наташа». Даже перед глазами темнеет. Но я быстро отталкиваю эту мысль. Это может быть кто угодно, но не она. Как-то стыдно становится за подобные мысли. Наталья замужем, и если бы я не видела, какой крепкий и счастливый брак у нее, то не поверила бы, что такое бывает в жизни.

Поэтому улыбаюсь и киваю ей в знак приветствия.

Дочь снова подает признаки своего недовольства, обращая на себя все внимание.

— О, ну прекрасно! Разве это не чудо, ма? Не дом, а проходной двор. Тут, видимо, каждый может приводить сюда кого угодно и бить себя в грудь, что это их дом. Ты приводишь подруг, потом приезжает ее мать в поисках тебя, а следом еще и сестра. Бардак. Может, хватит уже?

У меня просто язык отнимается от поведения Оли. Уши горят, как будто их кто-то поджег.

— Я пришла только со Светой, остальное не мое дело. Может, поговоришь со своей бабушкой, которую так яростно опекаешь и любишь, что защищаешь, надрывая горло?

— Конечно, защищаю, — она скрещивает руки на груди. — Не она же впервые привела этих сюда, как раз-таки ты. А уже потом они стали сюда приходить, как к себе домой. Так что не надо тут на бабушку сваливать свою вину.

— А ты ко мне не лезь с претензиями, Ольга, — чуть ли не кричит свекровь на нее, злясь. Я прямо удивляюсь. — Кого хочу, того и привожу. Ты мне тут указывать не будешь, поняла? Жанна — моя подруга, поэтому будет приходить, когда захочет, и оставаться, сколько пожелает. Это ты своей матери упреки кидай.

На это Оля вскидывает удивленно брови и разворачивается в сторону диванов, где сидят свекровь и мать Светы.

— Ну, мы еще посмотрим, кто кого из этого дома выкинет и кто останется тут жить в итоге.

Хмыкнув, она оборачивается к нам со Светой и окидывает надменным взглядом, словно угрожает нам всем этими словами, которые произнесла, обращаясь к Валентине Степановне.