Но я не сдамся. Не перед ней. Не перед дочерью, которая временно забыла, кто я ей такая. И уж точно не перед мужчиной, который посмел променять всю нашу жизнь на какую-то новенькую «вдохновительницу».

Я медленно, с достоинством выпрямляюсь.

Смотрю свекрови в глаза. Молча. Без слов, без агрессии. Только тишина. Такая гулкая и полная смысла, что даже она теряет уверенность и чуть сдвигается с места, как бы ощупывая почву.

Я больше не собираюсь оправдываться. Не собираюсь ничего доказывать.

— Видишь, даже твой отец не стал тебя поддерживать, зная, что ты за тварь такая, — говорит она, не скрывая злорадства. Совершенно не удивительно. Ведь она только этого и ждала весь день.

Внутри все обжигает, но мой голос ровный, холодный, как лед. Я даже улыбаюсь. Очень спокойно, но зло.

— Вам, наверное, обидно, что хоть кто-то в этой семье вырос не по вашему образу и подобию? — спрашиваю мягко, но с такой сталью, что она непроизвольно делает шаг назад. — Вот вы всё злитесь, копаете, гадости говорите не только за моей спиной, но и в лицо. А все потому, что всю жизнь были на втором плане. Даже у собственного сына.

— Ты… — она резко вдыхает, но я ее перебиваю, даже не повышая голоса:

— А теперь пытаетесь компенсировать это, вставляя ножи в спину тому, кто прожил с ним бок о бок больше двадцати лет. Я вам мешаю, потому что я была там, где вам не нашлось места. Потому что, несмотря на всё, я значила больше. И даже сейчас вы злитесь не потому, что я «тварь» а потому что я не сломалась. Вы же всегда хотели, чтобы Эдик вам поддакивал, поддерживал каждую мысль, каждую выходку. Но этого не было… И да, ваш сын не стал бы относиться к вам с таким терпением, если бы не я.

— Ты ведешь себя… как…

— Как женщина, которая знает себе цену? — перехватываю. — Именно так. А вы ведете себя как… человек, который отчаянно хочет, чтобы я опустилась до вашего уровня. Но увы. Для меня это слишком низко.

Она молчит. Только губы поджала. Глаза бешено бегают, но слов — нет.

— Просто имейте в виду… Даже если Эдуард ещё пять раз женится, ни одна женщина не будет вас терпеть. Жить под одной крышей, а тем более позволять, чтобы вы лезли в их отношения. Вот на такие сцены мне будет приятно смотреть. А ещё приятнее будет наблюдать за вашей реакцией.

Разворачиваюсь и подхожу к окну. Там опять идет дождь. Глухо стучит по стеклу.

А за спиной тишина. Та самая тишина, в которой побеждает не та, кто громче кричит, а та, кто не боится смотреть в глаза правде.

Стою у окна, не касаясь стекла, просто глядя сквозь мутную пелену дождя, за которой все смазано — деревья, припаркованные машины, серое небо. И чем дольше я смотрю, тем отчетливее понимаю: за этим стеклом сейчас отражение моего состояния. Бесконечный ливень, промозглая сырость, холодная тишина, от которой хочется укутаться.

Интересно, в какой именно момент все начало рушиться? Не с измены, нет. Все началось раньше — с безмолвного предательства, с усталости, которую никто не захотел замечать, с одиночества рядом с тем, кто клялся быть рядом всегда.

Я думала, что главное — сохранить семью. Что если отдавать себя полностью, если быть хорошей женой, матерью, не перечить, не жаловаться — то все будет хорошо. Но, оказывается, чем больше ты стираешь границы, тем сильнее по тебе ходят.

И теперь я смотрю на этот дождь и думаю: а может, он смывает не боль, а иллюзии? Очищает? Может, это и есть начало?

Мне больно — да. Мне страшно — безусловно. Но я не сломана. Я просто смотрю вдаль, молча позволяя себе быть собой. Без улыбки для дочери. Без напряжения в голосе для свекрови. Без желания угодить мужу. Никогда раньше не чувствовала такого желания жить для себя, как сейчас.