Разве я не старалась? Не любила? Не отдавала все, что у меня было?

А теперь они стоят и рассуждают — как я должна понять, что у моего мужа любовница.

Как я виновата в том, что он ушел.

Как я обязана уйти сама, по-тихому, чтобы не мешать их новому счастью.

Как будто меня можно вычеркнуть, стереть, выкинуть и никто даже не заметит.

Я не знаю, кем я была для них все эти годы. Но теперь вижу, кем я стала: лишней и ненужной.

Но знаете, что самое страшное? Я не чувствую гнева. Нет. Только глухую и ледяную пустоту. Как будто весь мой мир исчез, а я осталась одна — на обломках любви, семьи, доверия.

И на этих обломках мне теперь как-то нужно жить.

— Мы меня с собой путаете, — наконец подаю я голос. — Я никогда не произносила вслух то, что вы сейчас говорите. Но да, сейчас говорю, потому что вы — неблагодарные твари, для которых не стоило делать ничего. Это относится и к моей дочери, — горько усмехаюсь, глядя на Олю. Она сразу отводит глаза, не пересекаясь со мной взглядом. — Видит бог, что я ни разу не пожалела до того, как не узнала, что вытворяется за моей спиной. Но ладно… Бумеранг очень справедливая штука, не забудьте, ладно.

— Ну вот… Смотрите, как она выражается в наш адрес!

Все на удивление молчат. Даже Эдик просто наблюдает со стороны, будто смотрит какой-то нелепый фильм.

— Вам вообще стоило бы промолчать, — качаю головой. — Что вы сделали до сегодняшнего дня для этой семьи, а? Что, кроме того, чтобы создавать проблемы, нервировать, устраивать скандалы? Давайте я отвечу. Ни-че-го. Абсолютно! Папа, — перевожу взгляд на отца. — Не стоит подписывать с ним никаких контрактов, ладно? Я не хочу, чтобы ты с ним сотрудничал.

Отец стоит, молча глядя на меня. Я вижу в его глазах ту боль — он меня прекрасно понимает, но его словно что-то держит и он просто не может рубануть все с корнями. Он сомневается.

— Для начала мы поговорим с Эдуардом, — отвечает родным тоном, глядя на меня в упор. — Нам есть, что обсудить. Потом ты мне расскажешь все подробности. До мельчайших деталей.

8. Глава 6.2

Мой муж криво усмехается. Не сводит с меня глаз. Будто только что подписал какой-то важный проект, несмотря на мой порыв все испортить.

Как же он ошибается, посчитав, что победил. Ведь я это дело так не оставлю и так легко не отступлю.

Я киваю отцу, и этот кивок не просто знак согласия. Это доверие. Это немой сигнал: я верю, что ты разберешься, как мужчина с мужчиной. Как человек с совестью — с тем, кто эту совесть потерял. Отец слегка опускает голову, будто тоже мне что-то обещает. Без слов. И этого достаточно. Они с Эдиком направляются в его кабинет. Я провожаю их взглядом, пока за ними не закрывается дверь.

Воздух густой, как перед грозой.

Оля, не сказав ни слова, бросает на меня короткий, мимолетный взгляд, будто я очередная помеха, не больше. Садится на диван, достает телефон, и пальцы мгновенно начинают стучать по экрану. Ни капли волнения. Ни капли уважения. Ни капли сожаления. Просто... Ведёт себя так, будто меня не существует.

Я смотрю на нее, и в груди поднимается тугая, обжигающая волна боли. Хоть бы один намек на сострадание. Хоть бы тень вины. Но нет. Только равнодушие. Только эта холодная дистанция, как будто мы не мать и дочь, а просто две женщины, случайно оказавшиеся в одной комнате.

Свекровь, как всегда перед глазами в тот момент, когда мне хочется придушить ее. Сложив руки на груди, становится передо мной, будто она стена осуждения. На ее лице самодовольная ухмылка. Такая знакомая, такая мерзко триумфальная. Смотрит, не моргая, ожидая, когда я сломаюсь. Когда опущу голову. Когда сдамся.