— Знай свое место, дрянь! — вопит свекровь, багровея.

Преодолевает расстояние между нами и хватает за локоть.

Выдергиваю руку и угрожающе шиплю ей в лицо, теряя самообладание:

— Это кто ты такая, чтобы говорить со мной в таком тоне и хватать меня? Не смей даже пытаться трогать меня!

И тут происходит то, чего раньше не случалось.

Свекровь поднимает руку и замахивается. Ловлю ее руку в воздухе, потому что она слишком медлительная, и отталкиваю от себя, смотря на нее с омерзением.

— Бабушка! — кричит откуда-то из-за спины дочь, и мы обе смотрим в ее сторону, пока она не останавливается рядом с ней.

Пришла защитница.

— Бабушка, господи, что ты делаешь? — при этом меня словно не замечает.

— А ты не видишь? — кричит свекровь, разыгрывая драму. — Посмотри только на эту хабалку, свою мать. Руку на меня поднимает. Бессовестная, мерзкая девка!

На этом я отступаю, увеличивая между нами расстояние, иначе это превратится во что-то непоправимое.

— Бог мой, и я столько лет прожила с такими лицемерами. Поверить не могу. Это мне противно — с такими людьми, как вы.

— Ага, видишь? — тут же подхватывает эта сумасшедшая женщина, доходя до самого края своего безумия. — Она должна отсюда уйти. Она! Я не хочу видеть ее рядом со своим сыном!

Дочь переводит взгляд с меня на свекровь и примирительно обращается к своей бабушке. Холодно. Бесстрастно. Даже успокаивающе.

Конечно, к ней, а не ко мне. Убивая последние крохи той нерушимой связи, что недавно надорвалась. Сейчас она окончательно уничтожена.

— Ба, я тоже не горю желанием. И как видишь, так просто уйти не получится. Они с папой столько лет в браке. Но и ты не имеешь права поднимать на нее руку. Отец может продолжить свою жизнь с другой, но это не значит, что он поступит с мамой как захочет.

Казалось, что я уже не могу быть в шоке сильней, чем пребываю последние сутки. Однако сейчас я снова столкнулась с безразличием своего ребенка, и часть меня умерла безвозвратно.

Сейчас я ощутила то чувство, которое присутствовало рядом с Ольгой в последних стычках — безразличие. Словно я… чужая для нее. Просто женщина. Никто.

Как можно являться центром огромного мира для человека, а потом внезапно стать никем? Как? Что должно произойти, чтобы это стало возможным?

Дверь в дом открывается, и на пороге появляются Эдик с моим отцом.

— Пап? Привет.

Подхожу к нему и крепко обнимаю, удивленная его визитом.

Его ответные объятия такие теплые и добрые.

— Здравствуй, дочь.

— Что ты здесь делаешь? — глажу его по плечу, отстраняясь.

Он кивает в сторону моего мужа, отвечая:

— Нужно обсудить с Эдуардом один проект.

Меняясь в лице, перевожу надменный взгляд на этого подонка и усмехаюсь. Этот человек бросил мне в открытую, что у него любовница и мы разводимся. Настроил против меня дочь. Заставил терпеть свою неблагодарную мать. Желает выгнать из дома, чтобы припеваючи строить жизнь с любовницей в нем. И при этом бесстыдно хочет обсудить с моим отцом проект и подписать какую-то сделку?

Ну уж нет. Я не позволю этому случиться.

Повернув голову к отцу, смотрю на него и строго заявляю:

— Пап, ты не можешь этого сделать. Мы на грани развода с Эдиком. И это просто не может осуществиться. Не думаю, что ты должен сотрудничать с ним и не отказывать только потому, что он мой муж. В ближайшее время это изменится. Мы уже скоро разведемся, и никаких связей с этими людьми отныне у нас быть не должно.

Папа в шоке переводит взгляд с меня на мужа и остальных, стоящих в гостиной. Я редко делилась с ним своей семейной жизнью. Все же давно не двадцать лет. Но сейчас молчать не могу и не должна.