Я резко разворачиваюсь к двери. Слова, которые со вчерашнего дня я ношу внутри, готовы вырваться наружу.

— Понять что, Оля? Что ты стоишь рядом с той, кто разрушил мою жизнь? Что ты говоришь отцу, чтобы он поскорее развелся со мной? Что ты обвиняешь меня в измене, которой не было? Ты хоть саму себя понимаешь? Понимаешь, что творишь?

Молчание. По ту сторону двери она, наверное, ищет подходящие слова, которых нет. Как нет и оправданий ее поступкам.

— Я жила ради тебя, — говорю тише. — Все, что я делала — я делала в первую очередь ради тебя. Я не просила благодарности. Но я совершенно не заслужила предательства. И, знаешь, я ухожу не потому, что сдалась. Я ухожу, потому что впервые выбираю себя.

Ответа нет. Только тишина. Потом удаляющиеся шаги. А я возвращаюсь к чемодану и продолжаю складывать вещи, а потом вдруг замираю и… смотрю на аккуратно сложенные вещи, как на доказательства собственного поражения. Как будто, уезжая, я признаю: да, меня можно предать, вытолкнуть, заменить. И я покорно уйду. Тихо, без боя, чтобы никому не мешать. От этой мысли в груди поднимается что-то новое — не злость и не обида. Что-то гораздо глубже. Больнее.

Это осознание! А с чего, собственно, я должна уходить? Ведь я не хотела быть тряпкой, тогда зачем собираю вещи?

Резко выпрямляюсь, поджимаю челюсти. Это не только его дом. Я сама выбирала эти обои. Сама подбирала мебель. Я месяцами искала сервиз, что стоит на кухонной полке. Каждая книга на полке, каждая подушка на диване, даже занавески на окнах — это все мое. Это — моя жизнь. И если кто-то решил ее разрушить, пусть в первую очередь сам исчезает из нее.

С трепетом, как будто совершаю нечто запретное, начинаю обратно раскладывать вещи. Складываю блузки в шкаф, развешиваю платья, осторожно складываю в ящик любимые шали. И с каждым движением возвращаю себе частичку внутренней силы, уважения, достоинства.

Нет. Я не буду уезжать. Я не собираюсь оставлять все, что строила двадцать три года, только потому, что Эдику стало недостаточно меня.

Пусть он объяснит своей Наташе, что в этот дом она не войдет. Пусть он найдет ей квартиру, коттедж, хоть отдельную планету и живет там с ней. А ко мне, в мой дом не лезут.

Я закрываю пустой чемодан и убираю его обратно в шкаф. Вытираю лицо. Смотрю на себя в зеркало. Лицо бледное, усталое, но глаза спокойные. Удивительно, но впервые за последние два дня я ощущаю опору под ногами.

Если им так хочется новой жизни — пусть начинают ее в другом месте.

Иду в ванную, принимаю горячий, долгий душ. А потом, высушив волосы и переодевшись, спускаюсь на кухню. Я хочу чаю.

— Ты что здесь делаешь? — слышу за спиной противный голос свекрови. — Я думала, ты хоть немного уважаешь себя и уйдешь из этого дома, пока тебя не прогнали силой. Но куда уж… Как была тряпкой, так ею и осталась.

Эта книга тоже кажется не зашла, судя по тому, что никто не ставит звезду))

5. Глава 5

Я прикрываю глаза и, не оборачиваясь к свекрови, просто проваливаюсь в пропасть своих мыслей.

Как человек может быть таким черствым, беспринципным и отвратительным?

Словно той боли, что мне нанес муж, мне мало. Словно предательства дочери недостаточно. Так еще и эта женщина, эта змея, ходит и капает своим ядом мне на раны.

Да за что мне это все?

И ладно бы, я была стервой и нахалкой, хотя, наверное, стоило стать такой. Так она еще знает прекрасно, что я права абсолютно во всем, но нет, этого ей мало. Она просто гнет свою корявую линию и идет напролом.

Эдик три года прикрывается кризисом в компании. Я понимала его проблемы, они казались серьезными и логичными. Господи, да я же любила этого дурака. Мне было не сложно отдавать все семье. Мириться с Валентиной Сергеевной, тихо ненавидя. Пока она наслаждалась. Но подобные люди — свиньи, и грязи им всегда мало. И в ответ я не получила благодарности. Свекровь постоянно показывала, как неприятно быть рядом со мной, и ни разу не потрудилась спрятать свою ненависть за холодной отстраненностью. Как все это время делала я. Ведь как ни крути — я жена ее единственного сына. Она могла сделать все иначе. На самом деле, я никогда не была против нейтралитета между нами. Но ей нравится жить в состоянии войны.