— Мать девочки найдут.

— Почему ты избегаешь имен?

Руслан отворачивается, сжимает переносицу и хмурится, будто ему очень больно. Вытаскиваю из кармана юбки клочок бумажки с номером телефона и адресом детского приемника-распределителя, в который должны отправить Аню во время поисков ее “родителей” или других близких родственников.

У меня губа дергается.

Аня на прощание обняла меня и подарила фантик от конфеты. Тот самый фантик, которого у нее нет в коллекции.

И это фантик вылетел из кармана, когда я вытащила клочок с телефоном и адресом.

Лежит теперь на белом кафеле.

Наклоняюсь, подхватываю фантик и разглаживаю его на ладони.

— Не Саша этим должен заниматься, — говорю я, когда Руслан фотографирует клочок с адресом и телефоном, — а ты.

Вновь смотрит на меня:

— Я так не думаю.

— Измена изменой, мой дорогой, а важно оставаться человеком. Наши дети все равно узнают, но я думаю, что об этом ты сам должен сказать, — прячу фантик в карман. — Не будь уродом, Руслан.

— Я не хотел терять семью, — медленно выдыхает.

Наклоняюсь и касаюсь его щеки:

— Но не ценой одной судьбы.

— Ты драматизируешь.

— Мы эти годы жили в иллюзии, — качаю я головой.

— Ради детей…

— Правда? Ты уже не в первый раз детьми прикрываешься, мой милый, — зло шепчу я. — И как бы мне ни было тогда дерьмово, а я была рядом с ними, а ты? Ты?

— Довольно.

— Ты у нас то в командировках, то на встречах… Сбегал от унылой жены, да? — усмехаюсь. — А чего детей не прихватил, раз им тоже было плохо? Что же ты их со мной оставлял? Ну надо же. Накормленные, чистые, с проверенными уроками… Я была в их жизни, Рус. И свои обязанности выполняла, заботилась! А ты ничего не предпринимал, пока я не сказала, что хочу развестись, ведь тебя все равно рядом не было.

— Я не понимал, что с тобой происходит! — повышает голос и встает.

— И поэтому ты полез на другую, да?!

В его глазах пробегает тень.

— Успокойся, — рычит он. — Возьми себя в руки. Все это происходящее — не твое дело. Я же сказал, разберусь. Не выводи меня.

Затем воцаряется гнетущая тишина, кажется, длится целую вечность, но я ее все же прерываю:

— Не выводить? Серьезно? И кому из нас надо брать себя в руки.

Вздрагиваю, когда на столе вибрирует мой телефон. Звонит Лена. Та Лена, которая унесла Аню на руках.

— Да?

— Здравствуйте, — она представляется по имени и званию.

— Да, я вас внесла в контакты.

— Мы осмотрели девочку…

— И?

— У нее гематомы на ягодицах. Я могу предположить, что от ремня…

Накрываю лицо ладонью. И ведь она даже не морщилась, когда садилась.

— И она не говорит.

— Что?

— Молчит, — Лена вздыхает. — Ни на один вопрос не отвечает.

— Подождите, — сглатываю я. — Со мной она шла на контакт. Психолога пригласите.

— Психолог рядом сидит. Вы бы не могли подъехать? Составим новый протокол с ваших слов. И еще…

— Что?

— Она обмочилась. И не дает ее переодеть.

— Ясно.

Отступаю, когда Руслан вскидывает руку, чтобы отобрать телефон.

— Я скоро буду.

Меня обдает жаром, ознобом и липкой слабостью. И я сама будто в мокрых трусиках и колготках.

И я слышу раздраженный голос отца: “Опять?! Ты опять обоссалась?”

Пячусь к двери под тяжелым взглядом Руслана к двери, сжимая телефон.

— Ты никуда не поедешь.

— Собирай свои вещи, и я видеть тебя тут не хочу.

Разворачиваюсь и торопливо выхожу из кухни. Через пару минут ставлю в кладовке стремянку и лезу к верхней полке за детскими вещами Анфисы.

— Что ты творишь, Аглая?

— Я выходила замуж за человека с принципами, — тяну к себе мешок с вещами.

Он падает на пол, и я осторожно спускаюсь:

— А не за мерзавца. Я не знаю, в чем причина твоей метаморфозы и, если честно, не хочу разбираться, — разворачиваюсь к Руслану.