Останавливается. Мой вопрос вгоняет его в ступор, и он не знает на него ответа. Или я не вижу. Это тупик

- Нет, я не это имел в виду. Черт. Как это все… сам виноват. Еще ничего и не… А-аааа, - протяжно стонет, и я понимаю, что семья ему важнее. Мы с Тимуром важнее, и это убивает еще сильнее.

Когда твой человек тебя любит, но все равно продолжает так поступать, даже ошибочно думая, что поступает во благо, это убивает намного сильнее. И знаете почему? Потому что ты не понимаешь, как человек, который любит, готовый жизнь за тебя отдать, способен такой нож в спину вонзить.

И самое ужасное, я вижу его больную любовь ко мне и неприязнь к той другой в его глазах.

- Успокойся, Самир, я не беременно. Но могла бы быть, - отворачиваюсь от него и обнимаю себя руками.

Не хочу, чтобы он увидел ложь в моих глазах.

Слышу, как он останавливается, как тяжело дышит, а потом подходит ко мне и схватив на плечи, упирается лбом в мою макушку и говорит, ероша волосы теплым дыханием.

- Ты ведь вот сейчас врешь. Я слышу по голосу.

- Нет, я серьезно. Просто я сама хочу стать матерью, а нее вот так вот. Но все разрушено. У нас нет будущего.

- Врешь, - резко разворачивает к себе, а меня пробирает злоба.

Он услышал то, что так давно хотел, и теперь, ухватившись за эту новость, может окончательно все погубить.

- Нет, - четко, громко, резко выпаливаю ему, чтобы поверил.

- Не верю.

- Я и не прошу верить. Это твое право, - самой от себя противно. Чувствую, словно сама себя загоняю в ловушку.

Он смотрит пристально, в душу заглядывает, а я держусь из последних сил, чтобы не сдаться, не признаться.

- Я все равно узнаю правду. Послезавтра мы идем к врачу, раз ты ведешь себя как обиженный ребенок. И если я узнаю, что ты сейчас мне соврала, - цедит сквозь зубы, а я не выдерживаю.

- То, что? Что ты со мной сделаешь?

- - - - - -

- Ну что же вы, Ульяна Дмитриевна, - журит меня Татьяна Генриховна, закончив осмотр. – Всего несколько дней, а мне хочется положить вас в больницу.

Ее слова пугают. Неужели допрыгалась? Нет, пожалуйста. Боли ведь редкие, не очень долгие. Неужели этого хватило? Господи, нет, прошу. Пожалуйста.

- Я что, могу их… - слова со всхлипом слетают с губ.

- Нет, успокойтесь, - накрывает мои пальцы своей ладонью. – Пока ничего критичного. Выпишу лекарства, и все будет хорошо. Главное, успокойтесь, уберите весь стресс из жизни. Многоплодная беременность, в вашем случае, чудо и подарок. Вы ведь так хотели ребенка, так поберегитесь.

Киваю ей, смахивая слезы с глаз. Надеюсь все именно так, как она говорит. Не хочу терять малышей по глупости.

Перед глазами вчерашний разговор с Самиром, его последние слова, когда я спросила, что сделает со мной за вранье, вернее одно слово: «Узнаешь». Оно пугает до ужаса. И ведь вечером, сегодня утром играл в молчанку. Только следил внимательно за каждым жестом, взглядом, словно это могло дать ему ответ на интересующий вопрос.

А мне было интересно другое: злится на то, что соврала, или на то, что действительно могу быть беременной? Но ответа на этот вопрос не узнаю, не ответит.

- Татьяна Генриховна, у меня к вам будет нестандартная просьба. Поможете? – осторожно начинаю разговор.

Женщина вопросительно изгибает брови, явно удивленная моим тоном, и намекает, чтобы продолжала.

- Если вдруг муж позвонит вам, не могли бы скрыть от него факт беременности? – с запинками прошу ее.

- Ульяна Дмитриевна, у вас все хорошо? – отложив ручку, глядя в глаза, спрашивает совершенно серьезным голосом. – Вы пришли расстроенная, протекание беременности всего за несколько дней осложнилось, теперь это. Муж вас обижает и не хочет второго ребенка, - осекается и поправляет саму себя. – Детей.