– Я не продаюсь, Самир, – голос дрожит, но мне все равно.

Самир

Так и знал, что зря раньше времени из сейфа достал. Надо было до Нового года отложить, к тому времени все бы улеглось.

«Я не продаюсь»

А то я не знаю. Хорошо еще пяткой никуда не ударила. Прежняя Уля могла бы, но после того, как забеременела, добрее стала, мягче, ласковее. Не хуже, нет. Еще больше хотелось баловать, оберегать. Она ведь такая волшебная была, непохожая на других.

Мы через многое прошли вместе, чтобы стать полноценной семьей, и сейчас все на волоске. Из-за меня. Смотрю в ее бездонные голубые глаза и не могу поверить, что стал причиной боли в них. Первый раз за столько лет.

Паршивая ситуация, но уже ничего не изменить. Все случилось, как случилось. Нужно разгребать последствия и без ее мудрости и чуткости нам не выбраться. Я и понять ее могу, сам бы ревновал, злился, еще и мужика бы кастрировал и вывез в лес, и ребенок. Не соврал я, не принял бы.

И почему она не примет, понимаю. Но… уже все случилось. Я был уверен, что поймет, постарается принять, а она в штыки. План по выходу из положения был идеален, пока не озвучил его ей.

– И что же нам делать, Уля? – беру фотографию жены со стола и не могу глаз от нее оторвать.

Сидит сейчас в спальне, наверняка злая, как тысяча чертей, и готова разорвать меня на кусочки, но не может даже накричать по-человечески, ведь любит. Как и я ее. Наши чувства слишком глубокие, чтобы их можно было «раз», и выключить. Чтобы с нами не произошло, только она будет в моем сердце, и я сделаю все, чтобы ее удержать.

Нужно только вопрос с ребенком как-то решить. Девке он не упал, она еле согласилась его сохранить. Просчиталась девочка, думала, я ей за аборт и молчание кругленькую сумму начислю, а все не так обернулось. Рожать придется, ведь сумма слишком заманчива.

Знаю я подобный блеск в глазах. Меркантильная девка будет матерью моего ребенка, и это не очень хорошо. Надеюсь, удастся воспитанием не дать этой черте проявиться.

Как же я надеялся, что тест на отцовство будет отрицательным. Я в три клиники ее отправлял и мои материалы отправлял с водителем, которому безоговорочно доверяю. Везде один и тот же результат дали. Отец. Чертов отец.

Вляпался так, что не отмоюсь никогда. Всю жизнь буду смотреть на ребенка и видеть боль Ули. Если она не примет малыша, дело – труба.

– Дурак. Кретин, – с шумом ставлю рамку на ее законное место и взъерошиваю волосы руками.

Думал, разрешу Тимуру сегодня переночевать у друга и все максимально решу с женой, не получилось. Едва она свою ножку выдернула, не стал удерживать. Столько отчаяния было в ее глазах, что побоялся сломать.

Черт! Да я даже за план побега на нее разозлиться не могу. Справляется ведь, как может.

Восхищаюсь ее силе и стойкости. Она не пытается сына настроить против меня, не строит планы по уничтожению меня, не идет к врагам. Она просто живет и пытается достойно выйти из положения даже в такой сложной, гадкой и ужасно болезненной ситуации.

Как такой женщиной не восхищаться? Как такую не любить? Она настоящая жена, супруга, пара. С ней и в огонь и воду смело можно.

И так бездарно все перечеркнул. Обидел маленькую, слабую со мной, и сильную с другими женщину.

Захожу в спальню осторожно, готовый увернуться от летящего снаряда, но ничего не происходит. Ульяна спит, свернувшись в позе эмбриона. Снова плакала. Ее слезы рвут мне душу на кусочки. Ничего, я придумаю, как все исправить и сделать так, чтобы новый человек в нашей жизни ничего не разрушил.

– Я придумаю, как все исправить, Уль, – убираю с лица волосы, глажу по щеке. – Люблю тебя, родная.